Конечно же, сразу подпустить Лешака к суке не удалось. Она едва не загрызла в общем-то не страдающего слабосильем волкодава, и Егорше не оставалось ничего иного, как взяться за увесистую дубину, после чего Найда стала смотреть на него кровожадным зверем. Но подросток знал прием, действующий безотказно.
Для этого ему пришлось уйти из дому на неделю, оставив в вольере лишь корыто с водой. Когда он возвратился, голодная сука встретила его жалобным тявканьем, а после небольшой порции вареной болтушки даже разрешила погладить себя по голове. Правда, на следующий день, немного оправившись, она снова начала угрожающе скалить клыки и буровить Егоршу налитыми злобой глазами.
Тогда подросток снова отправился в тайгу и опять повторилась прежняя картина – Найда не хотела сдаваться ни под каким видом. Так их поединок продолжался почти три месяца, и только когда наконец сука соизволила с униженным видом лизнуть ему руку, будто умоляя о прощении, он смилостивился и стал кормить ее как положено.
Обошлось и с Лешаком. Момент Егорша подгадал самый удачный – у Найды началась течка, и она по ночам стала выть от переполнявшего ее возбуждения. Поначалу сука все-таки ухитрилась немного потрепать повизгивающего от желания пса, но неумолимый подросток снова взялся за дубину, и хитроумная псина больше не решилась продолжить эксперимент с вынужденным голоданием…
Егорша держал ее в вольере до тех пор, пока она не ощенилась. Зато когда наконец Найда обрела полную свободу и стала мамашей, более покладистой и преданной собаки нельзя было и желать.
Щенки подросли, превратившись в настоящих зверюг, затем Найда принесла еще один помет, и через некоторое время у Егорши – впрочем, теперь уже у Егора – образовалась целая свора хорошо обученных огромных псов, которые могли в мгновение ока разорвать в клочья кого угодно. Они брали след, как первоклассные лайки, бегали словно хорты, а свирепостью перещеголяли даже мать. Когда Лешак постарел, молодой егерь начал выделять Уголька. Повадками черный кобель больше напоминал отца, но силу и свирепость в полной мере получил от Найды…
Наверное, разверзнись перед ними земля и то браконьеры удивились бы меньше, чем при появлении Егора.
Егерь их не знал, похоже, они были людьми пришлыми, возможно, работали на недавно открывшемся в Загорье руднике, где добывали никель.
– Что же это вы… балуете? – с укоризной спросил Егор, предусмотрительно держась поодаль.
– Кгм! – прокашлялся бородач. – Так ведь кушать хочется…
– В заказнике охотиться запрещено, – строго сказал егерь. – Тем более на сохатых. Думаю, об этом вам известно. Предъявите свои документы.
– Может, мы по доброму разойдемся? – заискивающе спросил бородач.
– Это как же?
– Разделим лося пополам. И от нас еще сверху ящик водки.
– Не пойдет, – сурово сдвинул брови Егор. – Вы нарушили закон. Но про то ладно. А что совести у вас нет – это вообще никуда не годится. Тайга совсем на зверя обеднела, но таким, как вы, на все наплевать. Бьете без разбору. Ведь вы и сейчас лосиху завалили, и, похоже, стельную. Стыдно!
– Молодой ты ишшо нас стыдить! – к разговору подключился второй, здоровенный рябой детина с рваной губой. – Говорится тебе – жрать нечего. Так что давай по-хорошему.
– Я не против, – холодно ответил егерь. – Отдайте мне ваши документы – и на кордон. Оформим акт, как положено – и идите на все четыре стороны. Но штраф придется заплатить.
– Товарищ не понимает… – пробасил третий, чернявый.
Пока шел разговор, он мелкими шажками подобрался вплотную к вездеходу, где на сидении лежали ружья браконьеров.
– Отойди, – коротко, но зло бросил Егор. – Оружие не тронь.
– А то что? – с наглой ухмылкой чернявый потянул к себе за ремень "Белку", двустволку, верхнее дуло которой был нарезным – под мелкокалиберный патрон.
– Я сказал – оставь, – карабин казалось сам прыгнул в руки молодого егеря. – Со мной такие шутки не проходят.
– Артемий! – прикрикнул на чернявого бородач. – Не балуй.
Тем временем и рябой верзила включился в игру. Он быстро шагнул в сторону и оказался вне поля зрения Егора. В руках рябой держал охотничий нож с широким лезвием.
– На место! – скомандовал ему Егор, отступая. – Не доводите, мужики, до греха.
– Да пошел ты!.. – рябой рванулся к нему со всей прыти.
Добежать он не успел. Таившийся в кустах Уголек черной молнией обрушился ему на спину и сбил с ног.
Ошалевший от неожиданности верзила попытался отмахнуться ножом, но бесстрашный пес впился в кисть руки. Раздался хруст сломанной кости, а затем и вопль обезоруженного браконьера.
Пока длилась эта скоротечная схватка, чернявый тоже не дремал. Он уже взводил курок, когда коротко и басовито ухнул карабин Егора. Пуля расколола приклад "Белки", отшвырнув чернявого к борту вездехода.
Выронив пришедшее в негодность ружье, он бессмысленно смотрел на свои пустые руки и что-то пытался сказать.
– Ну, дураки!.. – ругался бородач. – Что вы натворили, сукины дети!?
Егор привел браконьеров на кордон вскоре после полудня. Вездеход пришлось оставить на месте, так как с Соленой пади можно было ехать только в противоположную сторону. Еще за забором он услышал зуммер рации, установленной в его жилище управлением лагерей. В последнее время участились побеги заключенных, и начальство спецзоны смекнуло, что им необходимы люди, хорошо знающие местность, так как старый контингент охранников вскоре после смерти Сталина и расстрела врага народа Берии сменили, а пополнение, в основном выходцы из центральной части Союза, в тайге было абсолютно беспомощно.
Молодой егерь принял предложение стать следопытом зоны не задумываясь. И на то у него имелись веские причины.
Он доставил Чагиря в лагерь, когда поисковые группы уже возвратились не солоно хлебавши. Всем было хорошо известно, что если зэка не поймают в течение трех суток со дня побега, то дальнейшие поиски просто бессмысленны – дикие, нехоженые просторы, где деревни расположены на расстоянии в сотню, а то и больше километров друг от друга, скрывали беглеца не хуже, чем стог сена иголку. Поэтому в таких случаях оставалось уповать лишь на заградительные заслоны на дорогах и милицейские патрули на вокзалах.
Водворив Чагиря в барак и посочувствовав парнишке, потерявшему родителей, начальник зоны, старый сотрудник НКВД подполковник Кулебяко, щедро отсыпал Егорше провианта, выдал комплект армейского обмундирования, поношенный, но еще добротный полушубок с личного плеча и отправил домой на подводе, которую на время реквизировал в местном леспромхозе. Как позже узнал подросток, Чагирь отделался лишь легким испугом и карцером – ямой, вырытой прямо в земле, в которой было по щиколотки воды. Кулебяко был тертый калач, потому в управление лагерей сообщил всего лишь о попытке побега, и не четверых, а одного Чагиря, мудро рассудив, что ему лишние неприятности ни к чему. По богатому опыту подполковник знал, что после правдивого рапорта понаедут проверяющие, а значит обязательно должны последовать оргвыводы – что это за проверка без наказания виновных? Ну и, понятное дело, с него и будет главный спрос. Остальных трех беглецов, отдавших Богу души, Кулебяко быстренько списал на санчасть, где, как значилось в бумагах, они и почили безвременно от разных болезней. После карцера Чагирю всучили еще десять лет за побег, подлечили и вскоре он стал, несмотря на молодые годы, новым паханом зоны.
