ГЛАВА 8
Ночь была ясной, звездной; этих негреющих далеких огоньков на небе высыпало столько, что в иных местах небосвод казался подсвеченным откуда-то сверху. Что там, выше неба?..
Егор улыбнулся этому, стоя во дворе. С удовольствием, глубоко вдохнул свежий и прохладный воздух, мимолетно подивившись тому, как велик здесь перепад температур: днем жара несусветная, а ночью холодок, впору бы и куртку надеть.
– Климат, яти его… – негромко сказал себе Княженцев, и сам же рассмеялся.
Он прошагал по кирпичной дорожке до калитки, отомкнул ее, вышел на улицу. Надо было немного постоять здесь в одиночестве, подумать, уложить в голове то, что увидел и узнал нынче.
* * *
Когда они с Павлом подошли к обрыву, то увидели внизу Виталия, сидящего едва ли не в той же позе, в какой они его покинули. Спина, затылок, брошенные на колени руки – все выглядело понурым, каким-то сонным… Пашка уже было растворил зевало, чтобы заорать, но Егор одернул его:
– Зачем…
Действительно, зачем?
Спустились молча. Когда ступили на доски, Обносков обернулся. Посмотрел равнодушно.
– Ну как?
– Сто двенадцать, – не полез в карман за словом Пашка.
– Чего – сто двенадцать?
– А чего – ну как?..
Но Виталий юмора не понял. Он продолжал тупо смотреть на Забелина. Тот усмехнулся:
– Всё, приплыли. Собирайся.
– Куда – собирайся? – вяло спросил Виталий.
– На цугундер, – прозвучал ответ.
Виталий опять не понял шутки. Княженцев поморщился и в скуповатых словах описал ситуацию.
Виталий буркнул что-то и встал. Движениями губ погонял во рту слюну. Плюнул в реку. Густой плевок быстро понесло вдаль, размывая его торопливыми качками грязно-зеленых волн.
Тем и кончилось разъяснение. Все прочее было недолгим. Сдувать лодки – не надувать их. Через четверть часа, гуськом: Павел, Егор, Виталий – путники подымались в гору.
«Что-то там Аркадий разузнает?..» – подумал Егор, но мысль озвучивать не стал. Скоро все станет известно.
Впрочем, когда они вернулись, Кауфман и вида не подал, что он там выяснил или не выяснил. Имущество они сгрузили в сенях; самим же им Клавдия Макаровна отвела небольшую спаленку с двумя кроватями – ну а двоим уж придется спать на полу.
Плацкартные места распределили по-честному, метнули жребий: кровати достались Виталию и Павлу. После этого отдохнули немного, перекидываясь незначащими фразами, Егор даже придремал малость.
Потом Клавдия Макаровна организовала поздний деревенский обед.
Потом курящие курили во дворе, а некурящие сидели рядом, любовались тихим вечером…
Потом хозяйка сказала, что пойдет, польет грядки; парни, конечно, предложили ей помочь, но она сказала, что преотлично справится сама.
Ну и ладно. Егор покосился на Аркадия – тот понял взгляд и мимолетно моргнул сразу двумя глазами: все, мол, помню, скажу. И правда, когда Клавдия Макаровна удалилась на задворки, Аркадий сделал таинственный жест…
И рассказал.
* * *
Честно признаться, Егор не понял, отчего Клавдия Макаровна пожелала рассказать это одному лишь Кауфману – но уж как есть, так есть. А узнал Аркадий следующее.
Оказывается, странности, начавшиеся лет через пятнадцать после войны, так и тянутся до сих пор, с переменной интенсивностью. Причем это касается не только поведения мира в округе, но и самих людей: у них стали проявляться необычные способности. Кто-то вдруг стал слышать передачи – просто так, как транзистор; другой видел во сне тексты неведомых никому литературных произведений, и чуть ли не сам он их написал – но, проснувшись, не мог вспомнить ни строчки, и так каждую ночь, прямо-таки наказание. А один начал изъясняться на латыни – отсюда-то и познания Клавдии Макаровны.
Но это, конечно, так, курьезы. А вот события, те, что преследовали окрестности Метели, – это да, это всерьез. Кружили знакомые с малых лет лесные тропки, сбивая путников, менялись направления и расстояния, одна и та же дорога могла довести до цели за полчаса, а могла водить до ночи (тут Павел только головой покачал, вспомнив свою карту и уклончивые речи старика на станции)… Таинственные звуки и видения поселились в чащобах…
– Стоп, стоп, – заинтересованно перебил Егор. – Здесь подробнее, пожалуйста. Какие видения?
Видения, оказывается, случались самые разные, одни похожие на то, что почудилось Трунову, только не конкретно кто-то чудился, а некие неуловимые, полуразмытые тени, мелькающие в самых глухих, непроходимых глубинах леса. А было дело, что показывались зловещие фигуры по ночам на околицах деревни: такие же неясные и призрачные, человеческие и вроде нечеловеческие, в каких-то темных балахонах и капюшонах. Они действительно мелькали: никто не успевал понять, мерещились ли они или вправду были. В общем, каждый видел что-то своё. Но видения нагоняли страх! И было замечено, что в эти ночи в самом деле бесновались, сходили с ума домашние животные, а самое жуткое – было замечено, что эти посещения знаменовали чью-то смерть или исчезновение.
– Исчезновение? – нахмурился Виталий. – Как так – исчезновение?
Ну вот так. Если кого такая ночь заставала вне дома, или если кто-то из дому выходил, бывает ведь такое… ну и недосчитывались наутро. И следов его не находили.
– И никто не возвращался? – Виталий насупился еще больше.
Аркадий пожал плечами.
– До сих пор – никто.
Все переглянулись. Н-да, невесело… – мелькнуло во встречных взорах.
– И что, никто больше этим не заинтересовался? С тех пор как этот… Колька видал Пацюка в последний раз? – с недоверием спросил Егор.
– Да нет, почему же, – особенная интонация прозвучала в голосе Аркадия. – Заинтересовались, и еще как.
Оказывается, неподалёку отсюда в начале шестидесятых годов – вскоре после случая с пропавшим студентом – расположилась ракетная часть. Секретная, до смерти! Но у них там, несмотря на всю секретность, тоже всякие аховые фокусы случались. Бывало, и там люди пропадали… Конечно, военные и КГБ постарались эту тему закрыть – но ведь от местных-то жителей не скроешь. И шепотом, из уст в уста пополз слушок: однажды к Зираткулю отправилась целая группа: ученая бригада и взвод солдат во главе с прапорщиком. Отправились и …
– И не вернулись, – понял Пашка.
– Именно так, – сказал Аркадий.
– А в каком году это было? – спросил Егор.
– Она точно не помнит, – ответил Аркадий. – Где-то перед самой перестройкой, год восемьдесят третий – восемьдесят четвёртый…
Да, вот так. Ушли в тайгу люди – и ни слуху ни духу о них больше не было. Все бесследно растворились в сумрачном лесном пространстве, так же, как и многие до них. Искали их, предпринимали новые экспедиции?.. Этого метелинцы не знали: остальное власти постарались завесить такой глухой завесой, что, конечно, лучше было туда не соваться. Обитатели и не совались, просто жили, как жилось, – не бросать же все и не бежать куда глаза глядят… Человек привыкает ко всему, привыкли и здешние к своим скверным чудесам, так с ними и жили.
