Егор смотрел вниз. На границе его видимости маячили спина и ноги Павла, за ним механически и держал курс Егор. Пока было время, он с интересом прислушивался к своей душе – что происходит с ней в таких чумовых обстоятельствах?.. И с удивлением (беспечным, легким каким-то) убеждался, что все в порядке там, в душе Егора Княженцева. Нет в ней тревоги, черноты, неприятных пятен. Вообще ничего насторожённого, как тогда, на подходе к Кара-су… Душа спокойна, будущего ждет хорошего, ясного и приветливого. Ну и пусть будет так! Значит, можно идти бодро, чувствовать свой пружинящий, надёжный ход, знать, что ты молод, здоров и дохнуть не собираешься!..
Эти мысли придавали бодрость, он шагал без устали. Все так же ни о чем не думал. Отсчитывал ритм марша: «Раз, раз, раз-два-три!.. Р-раз, раз, раз-два-три!..»
Под Беркутовым тропа точно присмирела, выпрямилась. Еще немного ходу – и тайга малость расступилась. Путники пришли.
* * *
Егор поднял голову и увидел, что ели расступились и на полянке – потемневшие бревна, заросшая мхом крыша – стоит избушка. В следующий миг он увидел, что это, собственно, не просто избушка, а целая усадьба – плетень, огородик, какой-то сарай, баня, собачья будка. Собаки, правда, нет.
– Мое, так сказать, поместье, – объявил Беркутов. – Личное, персональное и неотторжимое. Прошу!..
Избушка оказалась тесновата, что уж там говорить.
– Вы, может быть, не прочь перекусить? – справился хозяин, когда все с огромным наслаждением посбрасывали с себя кладь и попадали кто куда: на лавку, на табурет, а Егор так и вовсе плюхнулся на пол, спиной привалившись к стене.
– Не прочь, – оживился Павел. – Мы не завтракали.
– Будет сделано! Правда, не обессудьте, уж чем богаты, тем и рады.
Обессуживать не пришлось, ибо завтрак – печеный деревенский хлеб с деревенским же маслом, чай, вскипяченный в русской печке, – прошел на «ура». Павел с Егором добавки попросили, и получили ее.
– Закурим? – предложил после еды Пашка, но выяснилось, что курящий он один. – Тогда потом покурю, – легко согласился он и спрятал сигареты. – Ну что, господа хорошие? Я так понял, что нам Аркан кое-что поведать хочет? – сказал Павел о Кауфмане чуть отчужденно, в третьем лице. – Что-то такое, что он до сих пор таил? Молчи, так сказать, скрывайся и таи…
– Ладно! – прервал его Княженцев. – Ты же свою пушку от нас тоже таил зачем-то?
– Это просто техника безопасности.
Егор только рукой махнул.
– Ну-ну, – примиряюще заговорил Аркадий. – Да, я действительно кое о чем помалкивал. Но всему свое время! И оно уже почти пришло…
– Почти? – Егор сдвинул брови.
– Да. Сначала, полагаю, надо выслушать нашего уважаемого хозяина.
– Охотно, – молвил тот. – Должен сознаться: я здесь нахожусь но доброй воле, ибо хочу докопаться до сути происходящего.
– Начиная с Пацюка? – сообразил Егор.
– Не только. Вообще все началось куда раньше. И не здесь.
– А пока, стало быть, не докопались, – ясно стало Пашке.
– Пока нет.
– И долго это «пока» длится?
– Да уж годков десятка два с лишком.
Видимо, усмешка скользнула по губам Забелина при этом ответе, потому что Беркутов спокойно добавил:
– Это не удивительно.
– Па-анятно, – сказал Павел так, что невольно усмехнулись и прочие.
Но Беркутов остался спокоен.
– Я бывший военный, – объяснил он. – Ракетчик. И служил я именно здесь, в той самой части, о которой вы уже знаете.
– Ах вот как… – дошло наконец до Княженцева. Да и до друзей его, только они промолчали.
– Да, вот так, – Беркутов улыбнулся. – Я, должен сказать, потомственный военный. Притом потомственный артиллерист…
Рассказ Беркутова
Да, именно так. Потомственный артиллерист, среди предков которого были и генералы, и герои Шипки, и герои Севастополя – того самого Севастополя, описанного Львом Толстым. И учился он в престижном учебном заведении – Военном институте имени Можайского в Ленинграде. И по окончании оного убыл для прохождения службы на одну из новейших в те годы шахтных пусковых установок, в далекую уральскую глухомань.
– Та-ак, – сказал командир части, разглядывая предписание. – Лейтенант Беркутов, значит. Отличник боевой и политической подготовки…
– Так точно, товарищ подполковник!
Ухмылка скривила худое лицо подполковника.
– Сам выбрал место службы? – Он поднял на лейтенанта тусклые, с желтоватыми белками глаза.
– Так точно. На распределении. Хочется послужить на передовой! На огневом щите державы.
И вновь усмешка шевельнулась под колючей щеточкой командирских усов.
– На огневом щите, значит… Ну-ну. Ладно, лейтенант. Ступай, познакомься с офицерами. Коллектив у нас, я считаю, хороший. Личный состав тоже отборный… Ну, там сам увидишь. Насчет жилья… ты ведь холостой?
– Так точно!
– Ну, тогда дело совсем несложное. Найдешь сейчас зама по тыловой части, капитана Кондратьева…
И потекли служебные будни. Конечно, лейтенант Беркутов, как полагается, первым делом «проставился» своим новым сослуживцам, еще не зная толком, кто из них кто. А потом уж постепенно коллеги обрели в его глазах индивидуальность. Отношения сложились вполне товарищеские, со всеми, даже с особистом – к этой публике офицер в пятом поколении Сергей Беркутов относился не то чтобы неприязненно, но все-таки с некоторым кастовым снобизмом. Однако от общения с капитаном Миловским снобизм лейтенанта сам собою растворился. Можно даже сказать, что они стали приятелями. Подолгу трепались о всяком – ну, какие бывают мужские разговоры… В том числе говорили и об охоте, о рыбалке в здешних местах.
– Здесь, наверное, этого добра видимо-невидимо: зверья, рыбы, – заметил Беркутов, оглядываясь.
Они с Миловским приостановились на полпути пологого лесного подъема – едва заметной среди лиственниц тропинки вверх.
Стоял чудный, солнечный день – начало сентября. Безоблачное небо, ветерок в лиственничных вершинах, тихая осыпь хвои.
Мидовский – он тоже был, в общем-то, совсем молодой парень, невысокий, с живым подвижным лицом блондин – лихо сдвинул фуражку на затылок и тоже огляделся, словно видел этот ландшафт впервые.
– Да… – протянул он, – что верно, то верно… А красотища-то какая, а? Смотри, лейтенант, смотри! Запоминай!..
Беркутов улыбнулся:
– Не забуду.
Офицеры постояли и неспешно пошли дальше. Говорили о пустяках, посмеивались.
– Погоди, погоди, – подзадоривал Мидовский, – вот сейчас доберемся до вершины – так оттуда вид! Ахнешь. И очень просто!..
