Две лохматые головы склонились над картой. Даня ткнул пальцем:
— По его рассказу, вот тут примерно.
— Ага... Так тут Муха неподалеку живет, вот где.
— Ну уж и неподалеку...
— Ну все-таки. Надо ему звякнуть!
— Погоди. Зачем? Ты же говоришь, сейчас должен прийти?
— А, да! Точно. Ладно, побазарим... Не наша зона, конечно. А все равно, неплохо было бы — к ногтю всю эту мразь!
— Согласен. Подумаем. Но нам еще с книгой надо вопрос решить, не забывай.
— Ну так! Где, говоришь, находится?
— На севере. Спорткомплекс «Олимпийский».
— Север, север... Вот, смотрим. О... Останкино. Телецентр! Телевидение тут было.
— Было, да сплыло. Ты не отвлекайся, ищи.
— Ищу. Вэ... Вэ, Дэ, Нэ, Хэ! О как! ВДНХ. Это чего такое?
— Не знаю, Гвоздь.
— И я не знаю. Ты там был когда-нибудь?
— Шутишь?..
Водя пальцем по карте, Даня упорно вспоминал отца Никифора. Вернее, сами вспоминались слова о пути, который рядом... Может быть. А может не быть. Вот ищи. Посоветовал, нечего сказать... Ну а вообще-то, конечно, прав, душа монашеская: надо...
— Нашел, — сказал Даня. Палец замер в одной точке.
— Где? — сунулся Гвоздь.
— Вот, — Даня постучал ногтем.
Гвоздь смерил глазами расстояние, присвистнул:
— Да уж! Ничего себе. Как добираться-то туда будем?
— Разберемся. — Даня не признавал неразрешимых задач. — Подумаем.
— Ну, это... — Гвоздь не договорил. — Так, ну где этот собачий сын, Муха?! Давно уже пора быть. Шляется где-то!
Гвоздь начал вызывать «собачьего сына» по рации, и безуспешно. Это его немного удивило.
— Странно. Не откликается... Отключился, что ли?
— Батареи сели, — предположил Даня.
— Батареи? Да нет, не должны. Он мне перед выходом звякнул. Иду, мол. Все в порядке было.
— Когда это случилось по времени?
— Н-ну... с час, полтора тому назад. Полтора, да. Так вернее.
Даня слегка приподнял брови:
— М-да. Пора бы явиться.
— Вот и я о том же... Ладно, подождем. Стали ждать. Пили чай, рассматривали карту, вздыхая о том, сколько же еще неисследованных земель в этом мире... Гвоздь заговорил про то, что он, пожалуй бы, и смог собрать телевизор, вполне работоспособный; да вот беда: как его смотреть, если нет трансляций...
В общем, болтали о пустяках, однако тревога грызла обоих. Они почему-то избегали про это говорить... но наконец Гвоздь не выдержал.
— Слушай, — серьезно сказал он. — Тут что-то неладно. А ну-ка...
Он опять стал вызванивать Муху, и опять без толку.
— Молчит, собака!
— Звони Немо. — Даня встал. — Пойдем искать. Принять решение — это Даня умел.
9
Немо шел первым. Его прямая спина была самым надежным ориентиром. В сущности, можно ничего не опасаться, не озираться и не напрягаться, когда с тобой Немо. Но Даня все же озирался.
Привычка! Береженого Бог бережет. Всю жизнь свою Даня бессознательно следовал этому девизу и был глубоко прав — даже когда это было излишним.
Потому что излишним это не было никогда.
Шли осторожно, но быстро, — понятное дело, как рейнджер Немо был круче всех. Гвоздь малость запыхался: он в походном деле не блистал. Но шагал зло, упорно, ничуть не выдавая своей слабости. Его это даже слегка задело за живое, и он старался изо всех сил...
— Стоп. — Немо вскинул руку.
Стали все мгновенно. Замерли. Немо слушал тишину.
Однако даже его суперслух не мог разобрать ничего внятного. Шумы — да, смутные, неясные. Мало ли что может издавать смутные звуки пусть и в почти вымершей, но огромной Москве...
— Идем, — сказал Немо. — Нет ничего.
— Показалось? — спросил Гвоздь.
— Нет, — помолчав, ответил Немо. — Профилактика.
— Нужное дело, — одобрил Даня.
Еще раз в пути Немо останавливался для профилактики и так же ничего не уловил. А вскоре показался Мухин дом.
Минуты три, притаясь, сидели за укрытием, напряженно рассматривая пустой, безмолвный двор. Может, это и была перестраховка — но никто не счел ее избыточной. Выждали, посмотрели. И аккуратно двинулись к дому, а дойдя, тронулись вдоль стены: первым Немо, за ним Гвоздь и Даня — замыкающим.
Чем ближе подбирались они к подъезду, тем сильнее нарастало в Дане тяжелое, нехорошее чувство. И Даня даже не пытался с ним бороться. Бесполезно.
Только раз мелькнуло: а может, это просто волнение?.. Но тут же он жестко укорил себя: брось, генерал! Никакое это не волнение. Это предчувствие правды. Это...
— Вот, — сказал Немо. И шагнул влево.
Даня и сам увидел. Тяжесть сдавила сердце. На снегу отчетливо виднелось пятно крови.
— Гвоздь, проследи, — сказал он.
— Понял, генерал. — Гвоздь вскинул автомат, озираясь.
Даня нагнулся над пятном. Кровь впиталась, застыла, но была свежей. Еще маленькие капельки ее тянулись дорожкой по двору.
— Здесь сбили, — молвил Немо. — И потащили туда.
— По следу! — приказал Даня. — Следить за округой.
След вел прямо от крыльца, к гаражам. Не только кровь — снег был истоптан множеством ног.
— Люди, — заключил Немо. — Не меньше пяти. Даня кивнул. По снегу все читалось, как по книге.
— Скорей, — зачем-то сказал он. — Туда! Холодный, жестокий азарт охотника погнал его вперед.
— Генерал, — негромко сказал Немо.
— Да?..
— Погоди.
Немо умел сказать так, чтоб его послушали. Даня остановился:
— Что?
— Я уверен, что это те. Которых обнаружили мы с Тэйки. Они его взяли.
Подошел Гвоздь, шмыгнул носом. Даня проследил линию следов, соотнес ее направление с тем, что слышал от Немо, видел на карте — и понял, что Немо прав...
Скорее всего прав. Рационалист в Дане держал оборону твердо.
— Но проследить надо, — произнес он.
— Надо, — согласился Немо. — Я прослежу. А вы возвращайтесь. Надо сбор объявлять. Будем спасать.
Гвоздь сдвинул шапку, почесал в затылке. Что-то такое промелькнуло в его взгляде...
— Ты что? — сдвинул брови Даня.
