— Да... гм! Спасать-то надо, без базара. Только боюсь, как бы не кончили уже парня, а?
— Нет, — резко сказал Даня. — Раз поволокли, значит, живым нужен.
— А! Точно. — Гвоздь обрадовался.
— Но может, что и ненадолго. Потому надо спешить. Немо!
— Я, генерал.
— Ты на связи?
— Конечно. — Рука Немо полезла за пазуху, вынула рацию. — Вот.
— Отлично. Значит, как проследишь, отзвонишься. Мы собираем всех. Уфимских тоже. Идем выручать. Мы своих не сдаем!
Глава 15
ОДИН ЗА ВСЕХ
1
Муха выплывал из провала несколько раз. Первый — еще на улице, очень смутно, как в бреду. Он разлепил веки, увидел снег, мелькающие ноги, услышал сбивчивое сопение — и вновь провалился в никуда.
Потом ему показалось, что кто-то тянет, дергает его за руки, он ощутил тупую боль в ушибленном плече. Пошевелил языком, и другая боль отдалась в правой скуле. Муха успел почувствовать во рту вкус крови... Но даже не успел понять, что потерял сознание. А потом резкая вонь шибанула в нос. Федя откинул голову, но эта дрянь пробила его еще раз. Муха дернулся, но с места не сдвинулся. Еще сунь, — услышал он голос. «Я вам суну, гады», — хотел сказать Муха, но вместо того промычал что-то вроде:
— Э-аммм!.. — Язык не слушался его.
— Очухался! — радостно сказал другой голос. Глаза Мухи открылись, тусклый взгляд проехался по мрачной комнате...
Да, то была комната, и именно мрачная.
Даже не столько мрачный, сколько дикий был у нее вид.
Подсобка гастронома — помещение без окон, только с дверью. Дверь, кстати, вовсе не была закрыта, да и закрывать ее нужды не было. Пленник все равно никуда удрать не мог.
Что там удрать! Он не мог и пошевелиться: сидел на тяжелом железном стуле, прочно привязанный к нему.
Где бандиты раздобыли этот стул — уму непостижимо.
Перед беспомощным Мухой стоял Тощий. В левой руке он держал склянку с нашатырным спиртом, в правой — тряпку, этим спиртом пропитанную. Правую руку он и подносил к Федькиным ноздрям. Откуда у главаря взялся водный раствор аммиака — тоже тайна сия великая есть.
За спиной Мухи топтался, с любопытством поглядывая на все это, Редька. Он держал «вечный» фонарик, такой же был и у Капкана, стоявшего сбоку, — бывший фонарь Жженого. Кроме того, на полу поодаль стояла известная керосиновая лампа, горевшая неровно и чадившая. В сумме три этих источника света и создавали дикий, мрачный фон, вроде подвала средневекового замка.
Вместе с памятью к Мухе возвращалась способность соображать — да вот радости от того было совсем немного. Он прекрасно понял, что с ним случилось; где он находится, конечно, он не знал, да это и не важно было. Важно было осознание произошедшего — а именно того, что дела обстоят хреново.
Можно было потянуть время, притворяясь оглушенным, но не до бесконечности же. Да и тогда так и будут совать в нос дерьмо.
Чья-то рука несильно хлопнула Федьку по щеке.
— Ну, будет, — сказал голос. — Видно, что очнулся. Не бойся, ничего не сделаем.
Конечно, так Муха им и поверил, уродам. Но делать нечего, глаза открыл.
2
Увидя, что объект приходит в себя, Тощий кликнул:
— Пистон!
— Я, босс. — Тот выступил из мрака.
— Возьми. — Тощий отдал ему склянку и тряпку. Пленник вполне осмысленно поводил глазами по округе. Затем горло его сделало судорожное глотательное движение.
Тощий понимал, что сладким голосом сюсюкать бесполезно. Рычать зверем — такая же чушь в данной ситуации. Потому он заговорил спокойно и размеренно:
— Слушай, малый, меня внимательно. Слушаешь? Муха вынужден был кивнуть.
— Вот и отлично. Ты, видимо, уже понял, где ты. Ты в плену. Дела твои аховые, прямо скажем. Сделать ты ничего не можешь, сам видишь. А мы можем, все, что захотим. Захотим убить — шлепнем на месте.
И Тощий вынул пистолет — бельгийский ФН-27 с электронным комплексом «свой — чужой» — далекий потомок легендарного «хай-пауэра»
[5]
.
Электроника в нем, понятно, давно сдохла, но все прочее работало как часы.
Дульный срез уткнулся Федьке в переносицу. Тощий это сделал намеренно: чтобы беспомощный человек ощутил смертный холод между глаз.
Муха ощутил. Этот холод словно влился в него, потек по телу. А психологические этюды на том не закончились. Тощий легко и просто нажал на спуск.
Звонко щелкнул боек.
Федя вздрогнул всем телом — так, что чуть не опрокинулся со стулом вместе.
Пистолет был не заряжен.
— Х-ха! — грубо хохотнул Капкан.
Щелчок предохранителя. Пистолет исчез.
— Вот видишь, — ровно молвил Тощий, — Это пример. Но никто ничего тебе не сделает — и пальцем не тронет! — если ты будешь делать, что тебе скажут. Понимаешь?
Пленник разлепил губы.
— Ты... — хрипло произнес он, совсем не по-детски. По-мужски. — Это ты будешь приказывать?
— Нет, — ответил Тощий. — Сам увидишь. Но я уже понял, ты парень не глупый. Это хорошо. Сработаемся.
3
У Пистона дрожали руки. Когда Тощий позвал его, он перепугался — подумал, что все сейчас увидят эту дрожь. А Тощий точно не помилует. На всякий случай: зачем ему нервные слюнтяи. И вот от страха, что ли, дрожь пропала. Он взял то, что ему дали, и отступил в тень, где и был. Он нарочно встал в то место, чтоб его не видно было.
Как ему было жалко пленного!.. Никогда никого Пистон в своей жизни не жалел — потому что никто ни разу не пожалел его. А сейчас он взял и понял, что жалеть людей надо не за то, что они жалеют тебя, а просто за то, что они люди. И тогда ты тоже будешь человек.
Да только поздно он это понял.
Смотреть на связанного парня было невыносимо. Правда, босс плел сказку хитрую, усыпляющую, но Пистон знал цену таким сказкам.
Знать-то знал, да чем же он мог помочь...
— ... сработаемся, — сказал Тощий и встряхнул рукой, проверяя, на месте ли браслет.
Конечно же — куда он мог деться; но этот жест у главаря стал инстинктивным.
— Посиди тут немного, — совершенно по-приятельски сказал Мухе Тощий, а подчиненным велел: — Идите за мной... Керосинку не бери, — предупредил он Редьку.
