Около часа ночи в непроглядную южную ночь на радарах военных моряков появилась точка, обозначающая судно, двигающееся со скоростью двадцать четыре узла. Потом появились мачтовые огни, а потом сухогруз – как разглядел вахтенный, – двигающийся под греческим флагом, лег в дрейф. Капитан сухогруза по рации запросил русского командира и попросил помощи. На борту гражданского судна имелся моряк с острым приступом аппендицита, которому нужна была срочная операция.
Когда моторный вельбот подошел к борту «Адмирала Трибуца», то первым на палубу поднялся высокий поджарый человек и сразу на чистейшем русском языке спросил капитана. Вахтенный офицер приказал морпехам наблюдать за людьми, оставшимися в вельботе, и повел гостя на мостик.
Гость уединился с капитаном и обменялся с ним рядом условных фраз. Затем он представился:
– Капитан первого ранга Ломашевский, Денис Васильевич.
Через час моряки поднялись из вельбота на палубу, и «грек» отправился дальше своим курсом. Спецназовцев разместили в отдельном кубрике, а у входа в коридор выставили пост морпехов.
– Всем отдыхать, – приказал Ломашевский. – Подъем в шесть ноль-ноль по корабельному времени.
Спецназовцы, одетые кто во что горазд и более всего напоминающие туристов в зале ожидания, раскатали принесенные им матрацы и завалились спать, сняв только обувь. На несколько минут в кубрике воцарилась тишина, нарушаемая лишь ровным дыханием мощных легких боевых пловцов.
Андрей настроился на отдых и стал постепенно проваливаться в сон. Позади почти сутки дороги, которая началась с перелета на гражданском самолете, потом порт на Средиземном море, какие-то люди с бумагами и потными лицами носились и ругались, что задерживается выезд международной археологической экспедиции на остров Крит. Спецназовцы понимали, что их сейчас прикрывают и обеспечивают им выход под определенной легендой их коллеги. Потом куда-то увезли их снаряжение в опечатанных ящиках, затем последовала посадка на паром, позже, уже в нейтральных водах, пересадка на греческий сухогруз, где уже находилось их снаряжение, потом в Аденском заливе наконец-то встретились со своими.
Ломашевский не ложился, а сидел с ноутбуком и знакомился с какой-то информацией. Наверняка он сейчас смотрел и последние новости с сомалийского побережья, потому что о благополучном прибытии на свой корабль он передал по телефону спутниковой связи. В дверь постучали, и в кубрик вошел командир группы российских кораблей. Они уселись с Ломашевским в сторонке и тихими голосами стали что-то обсуждать, тыкая поочередно пальцами в экран ноутбука. Истомин решил, что сейчас обсуждаются нюансы их высадки на побережье, и окончательно уснул.
Утро встретило ярким солнцем, бьющим в иллюминатор, и запахом моря. Странно, но Андрею казалось, что здесь море пахнет совсем не так, как под Новороссийском. Там запах мягче, приятнее, а здесь он какой-то едкий с примесью запаха водорослей. Возможно, это ему просто казалось, возможно, дно судна ниже ватерлинии обросло водорослями в южных морях. Не хотелось об этом думать, думать хотелось о том, что каждое море, как и человек, имеет свой запах. И нет ничего роднее запаха близкого, любимого человека. Андрей подумал о том, что не помнит, как пахнут девушки, которых, как ему казалось, он когда-то любил. Ему стало смешно от мысли, что если бы девушки узнали, что он им приписывает какие-то запахи, то обиделись бы на всю жизнь.
Еще Андрей вспомнил, что море так пахнет из-за каких-то микроорганизмов, о которых он где-то когда-то читал
[5]
. От этой мысли ему стало неприятно, и он решительно открыл глаза. Первое, что он увидел, это своего командира, который потягивал кофе из пластикового стаканчика и смотрел на экран ноутбука. Андрей посмотрел на часы, выставленные по корабельному времени. Было половина шестого.
– Доброе утро, Денис Васильевич, – потягиваясь, сказал Андрей и сел на своем матрасе.
– Доброе, – глянув на него, ответил Ломашевский. – Чего вскочил? Не нервы ли, часом?
– Отнюдь, – с улыбкой возразил Андрей, – боевой настрой и полное отдохновение.
– Кофе хочешь? – вдруг спросил командир и пододвинул термос.
Истомин решил, что такой жест расположения следует расценивать как приказ. Все-таки он командир группы, а Ломашевский руководитель операции. Одно слово – командование! Взяв из стопочки чистый пластиковый стаканчик, Андрей налил кофе и потянул носом. Кофе был явно не растворимый. Скорее всего, его принесли ночью приготовленным кофемашиной, что на мостике или в офицерской кают-компании.
– Как настроение? – спросил командир, не глядя на Андрея.
– Нормальное, а что? Группа готова, снаряжение исправно, задача ясна. Ждем приказа и…
– И вперед, – продолжил мысль Ломашевский задумчиво. – Я тут определил курс по навигатору на место предполагаемого крушения яхты. Часа четыре вам ходу.
– Выходить лучше ночью, – предложил Андрей. – На месте окажемся в предрассветных сумерках. Как раз будет время притопить у берега снаряжение и с аквалангами на осмотр.
– Уверен, что одного погружения вам хватит?
– Нет, не уверен. Все-таки морская яхта, у нее одна длина только тридцать два метра. Я по регистру смотрел. Двенадцать пассажирских кают, две каюты экипажа, бар, кинозал и еще шесть различных помещений. Найти то, не знаю что, будет непросто.
– Это выглядит как герметичный сосуд или контейнер не очень большого размера. Не очень большого потому, что несли его скрытно при себе и без большого количества вещей. Размер, например, позволяющий уместиться в дамской сумочке. А еще вы там можете натолкнуться на других охотников.
– Да, скорее всего, – усмехнулся Андрей. – Раз все это заварилось, то яхту будут искать и обследовать и конкуренты.
– Твой отец бы сейчас этого не одобрил, – вдруг сказал Ломашевский. – Спорить с ним часто приходится?
– Да постоянно! – улыбнулся Истомин. – Он человек старой закалки. А еще он офицер совсем другой армии, совсем другого флота. Идеология была иной, а от нее и мировосприятие тоже становилось иным. Армия для того, чтобы защищать мирное население, НАТО – враг номер один, страны – участницы Варшавского договора – первые и не очень надежные союзники и тому подобное.
– Это точно, – хмыкнул Ломашевский. – Сейчас приоритеты поменялись и армия изменилась.
– Это радует, Денис Васильевич. Радует то, что мы наконец переходим к созданию профессиональной армии. А то что у нас получается: призываем на год, ничему толком не успеваем научить и отпускаем на гражданку. Это не профессионально. Служить должны те, кто хочет, умеет, кому дано быть военным. И пусть настоящих войн уже не будет, пусть останутся только горячие точки, но все равно армия останется сдерживающим фактором, благодаря которому этих самых войн и не будет.
