– Сейчас сам увидишь, – усмехнулся Прохоров. – Была б длинная, я б тебе об этом сам сказал. Теперь твоя очередь, Илья.
Фролов вытянул свой жребий сразу, не задумываясь. Его палочка оказалась точно такой же длины, как у Кузьмина. Они даже сложили их вместе, померили.
– А у меня длинная. – Михаил отбросил свою палочку в песок дороги, надеясь, что никому из его спутников не придет в голову поднять ее и померить с двумя другими палочками-жребиями – все три оказались бы одной длины.
Прохоров торопливо снял мешок с овсом, затянул тесемку в горловине, сел на облучок.
– Поехали.
– Дай лучше я конем править буду, – стал рядом Фролов.
– А что такое?
– Если немцев встретим, я с ними говорить стану. А вы молчать будете. Так больше шансов.
– Согласен. – На этот раз Прохоров понял, что Илья абсолютно прав.
Солнце поднялось довольно высоко, оно весело золотило песок дороги, стволы сосен. Пару раз навстречу попадались крестьянские телеги. Встречные неизменно настороженно здоровались. Беглецы предпочитали приветствовать жестами. Прохоров просто вскидывал ладонь, Кузьмин с важным видом кивал. А вот «полиглот» Илья уже вполне сносно научился произносить польское: «Чэсьць!» – что-то вроде русского «привет». Правда, не рисковал применять это умение в действии, практиковался, когда никого чужого рядом не наблюдалось.
– Ну, вот, а вы опасались, едем, как на экспрессе, без остановок, – улыбался Прохоров.
– Не сглазь, командир, – повернулся и сплюнул три раза через левое плечо Фролов.
– Ты на кого плюешь? На нас с Аверьяновичем, что ли? – продолжал улыбаться Михаил.
– На черта плюю. Он у каждого человека за левым плечом сидит и гадости ему подстраивает. Особенно если кто-то в неурочный час глупость сболтнет. Он тут же за нее ухватится. А за правым у меня ангел-хранитель. Ему честь и уважение.
– Враки это все, предрассудки. Их искоренять надо…
– Все бы тебе искоренять…
Глава 12
Впереди показались ровно побеленные столбики мощенного диким камнем шоссе. Полевая дорога пересекала его и уходила дальше. Если бы Фролов с Прохоровым не спорили, возможно, кто-нибудь из них и догадался бы, что коня следует придержать, сходить вперед в разведку, убедиться, что опасности впереди не наблюдается. Но конь оказался предоставлен самому себе, он резво бежал вперед и выскочил на перекресток.
И тут издалека донесся окрик:
– Хальт! Стоп!
Конь, хотя Фролов даже не думал тянуть на себя вожжи, замер, повернул голову. В ту же сторону уже смотрели и беглецы. Картина была безрадостной. Поперек шоссе у высокого откоса стоял военный грузовик, перегораживая шоссе. От него к остановившейся телеге шел эсэсовец и махал путешественникам рукой. Мол, поворачивайте сюда.
– Приехали… – упавшим голосом произнес Фролов. – Что делать?
Кузьмич потянулся к автомату, спрятанному под соломой.
– Этого ты скосишь, – остановил его Прохоров, уже жалея, что смухлевал с палочками для жребия. – А там, возле машины, еще пять фрицев. Придется пока подчиниться, а там по обстоятельствам.
В минуты опасности мысль работает быстро. Михаил незаметно для находящегося еще далеко немца вытащил бутылку самогона.
– Ты что, откупиться от него думаешь? Это же офицер! На бумагу исправленную вся надежда, – ужаснулся Кузьмин.
– Делай, как я, – Прохоров плеснул спиртное на ладонь, растер по шее.
Растерянный Аверьяныч повторил абсолютно бессмысленную, с его точки зрения, операцию.
– Ну и что теперь?
Фролов уже разворачивал телегу, чтобы ехать навстречу эсэсовскому офицеру.
– Теперь от нас самогонкой пахнет. Он нас за пьяных примет. Может пьяный глупо улыбаться и молчать, а? – раскрыл свой план Михаил.
– Может, – Кузьмич часто закивал.
– Ну, так улыбайся и молчи. За поляка примет.
За спиной в небе послышался стрекот мотора. Над головами низко прошелся старый немецкий трехмоторный транспортно-пассажирский «Юнкерс». Поблескивала обшивка фюзеляжа. Чернели огромные колеса неубираемого шасси. Самолет заложил круг и зашел на посадку. Пилот умело посадил машину на просторный луг, подвел ее как можно ближе к шоссе и заглушил двигатели. Правда, расстояние все равно осталось приличным, метров триста сочной, росшей на переувлажненной земле травы. Тут бы колеса тяжелого летательного аппарата наверняка провалились бы. Только сейчас в перспективе дороги беглецы заметили далекий белый дворец, между колонами портика колыхался нацистский флаг.
– Попали мы в переделку, – прошептал Прохоров.
Фролов, матерясь в душе и одновременно подыскивая нужные фразы, одной рукой с вожжами направлял коня навстречу нацисту, в другой сжимал официальную бумагу.
Командир транспортника уже взбежал на откос к машине и бодро докладывал штандартенфюреру, что готов принять груз на борт.
Знание немецкого языка помогло Фролову и на этот раз. Эсэсовец даже не стал смотреть на документ, а сразу же объяснил, что ему требуется от «фольксдойче» Ильи и его спутников. Военная машина не могла съехать с дороги на луг, а вот телега – вполне. Следовало перегрузить ящики из автомобиля в телегу, подвезти их, а затем перенести в прибывший самолет.
Ясное дело, что ящики на руках вполне могли перенести и дюжие эсэсовцы. Но кому охота лишний раз надрываться, если можно остановить польских крестьян с конем?
Конечно же, было странно, что к ящикам такое внимание. За ними прислан самолет. Что за груз такой важный? Почему бы его не отправить по назначению железной дорогой или на машинах по дороге? Все эти вопросы закономерно возникали в голове у Прохорова, когда он слезал с телеги с глупой ухмылкой на губах.
Штандартенфюрер СС смотрел на него снисходительно, как на рабочую скотину, и не больше. Себя он чувствовал сверхчеловеком, посвященным в тайны, недоступные простым смертным.
В какой-то мере это являлось правдой. Штандартенфюреру было известно то, о чем и не могли догадываться беглецы и о чем лишь в общих чертах имели представление подчиненные ему эсэсовцы. Ну, откуда беглецам было знать, что белый, построенный в стиле классицизма дворец на горизонте принадлежал до войны графу Збигневу Прушинскому, страстному коллекционеру старины, а заодно и министру в польском правительстве, находившемуся теперь в Лондоне. Граф еле успел покинуть Польшу сам, вся его коллекция осталась в родовом имении, на которое не без оснований претендовали его немецкие родственники по линии жены. Возможно, немецкие власти и передали бы им имение вместе с коллекцией, но вмешались серьезные силы.
Командующий люфтваффе – рейхсмаршал Герман Геринг и сам являлся одержимым коллекционером, свозившим все художественные ценности с оккупированных территорий. Именно он и постарался, чтобы имение вместе со всем остальным имуществом оказалось конфискованным в пользу Третьего рейха. Две недели работали его эксперты, описывая коллекцию графа Прушинского. Экспонаты дворцового музея бережно упаковали в ящики. Описание отправили в Берлин. Ящики планировалось вывезти по железной дороге, но в последний момент от агентов в Лондоне поступила информация, что прежний владелец готовит нападение на состав силами подпольщиков и партизан Армии Крайовой. Вот и решил рейхсминистр Геринг перестраховаться, вывезти коллекцию на транспортном «Юнкерсе» по воздуху. Он просчитал все, что мог, даже распространил по каналам, доступным английской разведке, информацию, каким именно железнодорожным составом и когда коллекция якобы проследует на запад. Не учел одного, что машина с ящиками не сможет съехать на луг, самолету не удастся подрулить к шоссе из-за участка переувлажненной земли и что в это самое время конь, реквизированный у крестьян Бялого Двора капралом Зейделем с беглыми советскими офицерами в телеге будет пересекать то самое шоссе.
