Оглядывая берег, Белов выплюнул затхлую воду изо рта.
Приходько появился справа, прыгая по валунам с ловкостью человекообразной обезьяны. Сходство усиливали его мускулистые, но коротковатые ноги, мохнатая грудь и тот самый хохолок на бритой голове, поразивший Белова еще в спальне. Лет четыреста назад – где-нибудь в Запорожской Сечи – эта прическа никому не показалась бы странной, но здесь, в дебрях Африки, где никогда не ступала нога казака, чубчик смотрелся весьма экстравагантно. Тем более что его обладатель был в чем мать родила. Не проявляя желания лезть в озеро, он уселся на камне и уставился на Белова с нехорошей улыбкой.
Вода была довольно теплая, так что продержаться в ней можно было хоть до утра. Легкая обувь и одежда почти не стесняли движений. Однако превращаться в водоплавающее не хотелось. Было в положении Белова что-то унизительное.
Следя краем глаза за отставным прапорщиком, он повернул голову вправо, потом влево, обдумывая возможность выбраться из озера где-то дальше. Он бы давно поступил так, если бы не машина, оставшаяся возле бунгало. Как быть? Атаковать Приходько? Но тот вряд ли позволит Белову вскарабкаться на крутой берег. Пустит в ход оружие или забросает камнями. Что же делать? Неужто и впрямь торчать в воде до темноты? Уже вечерело, и небосвод на западе приобрел цвет далекого зарева. Словно где-то там, за горизонтом, полыхал огромный пожар. Стаи птиц казались на этом фоне кружащимися хлопьями сажи.
– Ну, и чего ты ко мне привязался? – спросил Белов, решив попытаться установить перемирие.
Его вопрос произвел на Приходько ошеломляющий эффект. Его нижняя челюсть отвисла, а глаза сделались круглыми.
– Москаль? – спросил он.
«Попал, – пронеслось в голове Белова. – Это же хохол, отпетый бандеровец. Впитал ненависть к русским с молоком матери».
– Из Москвы, а что? – с вызовом произнес Белов.
– Тю! – Приходько выпрямился во весь рост, не стесняясь своей наготы. – Так ты свой? Чего ж раньше молчал?
– Я думал, ты русских терпеть не можешь.
– Та чего мне с вами делить? Я ж родом из Запорожья, не с Львовщины какой.
И в самом деле, изъяснялся он не на украинском языке, а на суржике, режущем слух, но вполне доходчивом.
– Плыви сюда, – предложил Приходько, держа свой нож без всякой воинственности.
Белов колебался. Внезапно глаза отставного прапорщика не просто округлились, а вылезли из орбит, сделавшись огромными, как у лемура.
– СКОРЕЙ!!! – гаркнул он.
Оглянувшись, Белов увидел рифленую темно-зеленую торпеду, стремительно приближающуюся к нему. Это был крокодил, которого, вопреки общепринятому представлению, никак нельзя было спутать с полузатонувшим бревном. Его приплюснутое рыло рассекало воду, оставляя на поверхности серебристый клин.
Едва не захлебнувшийся Белов рванулся к берегу так, что только руки замелькали, а позади образовался кипящий бурун, как за кормой катера. Но вряд ли он успел бы выбраться на глинистый откос, если бы не пятерня Приходько, поймавшая его за шиворот. Рывок, и Белов был выдернут из озера, словно овощ из грядки. Зубастая пасть крокодила щелкнула там, где его уже не было.
– Здоровенный, – оценил Белов, убравшись на безопасное расстояние.
– Тут зверюги раза в два больше водятся, – похвастался Приходько.
Букву «г» он выговаривал так мягко, что получилось: «зверюхи».
– Что ж не предупредил? – спросил Белов, проверяя, на месте ли водонепроницаемый смартфон, номер которого служил секретным кодом для связи с Центром.
– А я ждал, пока крокодилы тебя сожрут, – признался Приходько.
Да, некоторые люди не переносят тех, кто вмешивается в их личную жизнь, да еще столь бесцеремонно.
– За то, что я тебе кайф сломал? – предположил Белов.
Приходько помотал головой.
– Та не, – возразил он, – кайф я поймать успел.
– Тогда в чем причина?
Задавая вопрос, Белов смотрел на крокодила, крутящегося на том месте, где от него ушла добыча.
– Я думал, ты с Интерпола или британец какой, – пояснил Приходько. – Национальность у тебя на лбу не написана, а Ми-6 давно грозились по мою душу какого-нибудь «ноль-ноль семь» прислать. Я им тут много крови попортил, когда они переворот затеяли. В смысле, демократическую революцию.
Белов швырнул в крокодила камень, который отлетел от него, как от танковой брони. Приходько, поднатужившись, оторвал от земли валун величиной с хорошую подушку.
– Так ты, выходит, за диктаторский режим? – спросил Белов, следя за крокодилом.
Демонстрируя свою мощь, тот хлестнул по воде зазубренным хвостом.
– Я за гроши, – прохрипел Приходько, вскидывая валун на уровень груди. – За мани-мани.
Не добросит, прикинул Белов.
Валун обрушился в озеро, подняв фонтан брызг и взбаламутив воду настолько, что невозможно было понять, попал он в рептилию или нет.
– А режимы мне до одного места, – закончил мысль Приходько, отряхивая ладони, чтобы выразительно похлопать себя по внушительной ягодице. – Все они одинаковые. Как крокодилы эти. Ишь, скалится, курва.
Он кивнул в сторону озера, и Белов увидел, что целый и невредимый крокодил снова высунулся из воды, следя за людьми желтым глазом. Чем-то он напоминал большую глупую лягушку, продолжающую торчать на месте, несмотря на то, что в нее швыряют камнями.
– А Украина? – полюбопытствовал Белов. – В ней все-таки порядки лучше?
– С чего ты взял? – удивился Приходько.
– Ты ведь националист? Я хотел сказать, украинский патриот.
– Кто? Я?
– Ну не я же.
– С чего ты взял? – повторил Приходько.
– Прическа, – сказал Белов, пошевелив пальцами там, где у прапорщика торчал чуб. – Как у запорожца за Дунаем.
Рядом с первым крокодилом вынырнул второй, раза в полтора больше. Глядя на людей одним глазом, он бочком поплыл к берегу. Приходько метнул в него сук. Крокодил поймал его на лету, только обломки полетели из пасти.
– Прическу мне краля моя сделала, Джезла, – пояснил Приходько. – Сказала, что у себя в Мбале была парикмахершей. Я доверился. И вот результат. – Он провел ладонью по бритому черепу. – Пришлось самому убирать все эти пучки и клочья. Бритвой.
– А чуб?
– Не лысому же ходить. Я тебе не Котовский.
Белов не выдержал и ухмыльнулся:
– Говорят, Котовский в штанах ходил.
Приходько опустил взгляд, посмотрел на Белова и ухмыльнулся тоже:
– Я бы тоже в штанах ходил. Если бы ты ко мне в спальню не приперся в самый интересный момент.
– Я не нарочно.
