Батяня достал из индивидуальной аптечки бинт, оторвал кусок, смочил его вначале водой из фляги, затем спиртом из фляги поменьше и приложил к ранам на плечах капитана. Тот резко дернулся.
– Ничего, Виталий, потерпишь.
Он дал ему антибиотиков и обезболивающее.
– А где Боткинов? – спросил капитан Колесниченко.
– Терпи.
– Где старлей?
– Терпи, я сказал, – сквозь зубы повторил майор Лавров.
Вдруг он увидел, как вдали показался свет фар. Судя по направлению, к месту взрыва приближался автомобиль.
– Уходим, – прошептал Батяня. – Посмотрим на гостей издали.
Но капитан опять ничего не услышал.
Чутье подсказывало майору Лаврову, что в приближающемся автомобиле, скорей всего, террористы, наблюдавшие за устроенной засадой. Не могли же эмчээсники так быстро здесь, высоко в горах, появиться. А принимать бой с раненым на руках Батяня, который сам еще не отошел от произошедшего, не решился. Впрочем, за себя он не беспокоился. Бандиты могли засечь капитана. Пока совершенно беспомощного. Терять еще одного боевого товарища майор Лавров не желал.
– Давай отсюда! Быстрее!
– Что ты говоришь?
Лавров руками показал – мол, надо сваливать.
Десантники, как могли, пробежали метров двадцать от места взрыва – Батяня поддерживал капитана Колесниченко за спину, а затем они скатились в небольшую ложбинку и замерли там.
К месту пожара подъехал «уазик»-«буханка». Из автомобиля вышли два крепких парня. Осмотрели полыхающий остов вагончика, затем обошли уцелевший. Убедились, что замок на месте, осмотрелись – никого рядом нет. Скорей всего, те, кто зашел в вагончик, погибли.
– Ого – погляди! – сказал Жанболот и склонился над травой. – Это «калаш». А вон рюкзак. Похоже, здесь побывали военные.
– А кто еще может быть, – подошел к лежащему на земле рюкзаку Бейшенбек. – Нурадил и его сын предупредили местных чабанов, чтобы на этот луг не заходили и в вагон не заглядывали.
– Заберем это себе, покажем Узтемиру, – предложил Жанболот.
– Конечно, – Бейшенбек еще раз окинул взглядом место пожара. – При таком взрыве никому не выжить.
– Это точно.
– Поехали.
Жанболот и Бейшенбек забрались в «уазик», и военный микроавтобус пополз по дороге, ведущей в ущелье. Его звук отражался от гор протяжным эхом в тишине глубокой ночи.
17
От волнения и неудобства Евгения Анатольевна уже не могла уснуть. От спальника, в котором ей пришлось ночевать, ведь другой постели Евгении Анатольевне не предложили, несло перекисшим мужским потом, а от сырости эта вонь только усиливалась. Она ждала, когда же ее нос наконец привыкнет к этому тошнотворному запаху, но ее обоняние из-за беременности было чрезвычайно обострено и привыкания никак не происходило. И еще что-то твердое упиралось ей в бок. Евгения Анатольевна высунула руку и нащупала под собой, в наполовину сгнившей доске, торчащий из пола гвоздь-сотку. Хотя руки ее были слабые, она начала этот гвоздь расшатывать. Женщина усердно делала это, пока окончательно не выбилась из сил и не забылась в тревожном сне.
Утром она проснулась оттого, что в ее комнате – это был некий чулан без окон, где раньше складировали оборудование, – открылась дверь, и дневной свет осветил ее лицо.
В проеме стоял одноглазый – с черной повязкой мужик. На вид ему было лет за пятьдесят. Он постоянно усмехался, а точнее, скалился крысиной улыбкой. Его звали удивительно – Колкозбек (дань советской эпохе – колхозник с большой буквы!).
Одноглазый стоял с ржавым ведром, в котором плескалась вода.
– Умываться. А потом – туалет. Я не смотреть.
Колкозбек очень плохо говорил по-русски.
От вида одного только ведра Евгению Анатольевну передернуло. Оно было бурое от ржавчины, помятое, от него несло неприятным запахом. От Колкозбека несло давно немытым телом и перегаром.
– Я еще немного посплю. Пожалуйста, – попросила она.
– Корошо. Если надо будет я – ударь сюда, – Колкозбек показал на деревянный с отслоившейся краской косяк.
Он закрыл дверь, щелкнул замком – Евгения Анатольевна осталась одна. Ее руки нащупали уже немного вытащенный из пола гвоздь, она снова принялась его расшатывать, прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи.
Там, за стенами, остановился автомобиль. Это приехали Бейшенбек с Жанболотом. Они оживленно рассказывали о каком-то происшествии, что где-то произошел пожар.
– Вот автомат. Рюкзак, – произнес Бейшенбек.
– Разведчики… Скорей всего, спецназ. Или десантники. Российские, – это был голос Абуджафара. – Приходили за нами.
– Там точно никого в живых не осталось? – спросил Узтемир.
– Точно, – уверил Жанболот.
– Ладно, верю. Алтынбек, выводи русского. Будем писать фильм. А вы идите, поспите пока.
– А где Маданиат? Он у меня деньги взял, – ноющим тоном проговорил Жанболот.
– Он улетел, – резко сказал «пастух».
– Как? Куда улетел?
– В воздух, – зло ответил Узтемир. – Вместе с теми спецназовцами. Он и у меня деньги занял. Без спросу. И еще порошок. А у тебя руки чистые? И не трясутся? Дай посмотрю.
– Да что ты, Узтемир, я это не пробую.
– Смотри, а то я терпеть не могу наркотов. Так, «пластилин» еще прощу, сухой коньяк… За алкоголь перед Аллахом ответите. Но за мак – печень вырежу и собакам скормлю! Понял?
– Понял я… И я никогда…
– А ты? – Узтемир обратился к Бейшенбеку.
– Ты ж меня знаешь. Я в жизни не прикоснусь.
– Ладно, идите спать. Колкозбек, ты русскому вливал в нос лекарство?
– Конечно.
– Вот с кем хлопот нет, так это с тобой, Колкозбек. Преданный и работящий. Только Аллах за твоей рожей следит, – Узтемир намекнул на то, что одноглазый иногда любил приложиться к стакану. – Ладно, пока ты у меня молодец. Хвалю.
Евгения Анатольевна представила, как удовлетворенно скалится этот дикарь. В это время заскрипела дверь соседнего блока.
– Доброе утро! – по-русски поприветствовал бандитов муж Евгении Анатольевны.
– О, мой друг пришел! – наигранным добродушным тоном, тоже по-русски проговорил Узтемир. – Ну что, слова выучил?
– А зачем мне учить, когда они идут от души. А если слова от души, то они и от зубов сами будут отскакивать, – бодро, но как-то искусственно, сказал майор Воскобойников.
– Верно говоришь, дружище. Мы снимем тебя в горах. За тобой должно быть светлое небо! Как наш путь в будущее! А вот тебе автомат. Теперь это твой реквизит. Пускай будет у тебя на груди.
