Хлопнула дверь, скрипнула калитка, запыхавшийся Витя плюхнулся на скамейку, протянул мне ватку и чекушку водки. Но я сделал вид, что не заметил этого. И шприц из кармана доставать не стал.
— Витя, ты говоришь, Ремезов дом снимал? — в раздумье, с неподвижным выражением лица спросил я. — Четыре года назад из Кирова вернулся и дом снял.
— Нуда, снял.
— И Юру водителем нанял?
— Нанял.
— И Юра у него ночевал?
— Да, бывало…
— Когда он Юру нанял? Когда это было, два, три, четыре года назад?
— Э-э… Ну, три года назад… Зимой он его нанял… Точно, зимой, он еще с мороза пришел, холодный такой, но радостный. На работу, говорит, устроился, друг Эдик завод строит, водителем взял…
— Зимой?
— Да, зимой… В феврале… Да, Юра еще сказал, что на праздник выпью, и все, больше ни-ни… Да он вообще-то мало пил. Ему легко было бросить…
— А бросать зачем? Ремезов требовал?
— Да нет, вряд ли… Просто настроение у него такое было, от радости, что работу нашел… Он потом выпивал. Вместе с Ремезовым…
— Значит, в феврале дело было? А какого года?
— Две тысячи шестого… Нет, уже две тысячи седьмого. Точно, две тысячи седьмого… У меня юбилей тогда был, сороковник стукнуло…
Двадцать третьего декабря две тысячи шестого года Ремезов отвез Альберта Караваева в Киров, а через два месяца нанял Шептулина… Интересно, это все очень интересно…
— И долго это продолжалось? — в раздумье спросил я.
— Что это? Юбилей мой?
— Нет, как долго Юра ночевать у Ремезова оставался?
— Ну, Ремезов дом построил, там жить стал. Юра у него больше не оставался. Переживал очень…
— А что говорил?
— Да ничего. Потухший такой ходил, как в воду опущенный… Ремезов его даже в дом к себе не впускал.
— Даже так?
— Нуда… Эй, ты укол делать будешь? — забеспокоился Витя.
— Ты за водкой бегал? Бегал. Ноги не отнялись? Не отнялись. Значит, еще поживешь… — с насмешкой глянул на него я. — Ты мне лучше скажи, где Ремезов дом построил?
— Ну, там, на окраине, у озера, — Витя махнул рукой в сторону, где жила Настя. — Поселок там элитный.
— А когда он его построил?
— Ну, он сразу его строить начал… Евдоха говорит, что он еще в Кирове когда работал, сюда приезжал, смотрел, как дом строится… Летом он его построил, в две тысячи седьмом А осенью новоселье справил. Юру позвал. А потом как отрезало. Юра его до ворот довезет, и домой. Утром приедет, заберет. Он его даже в дом не пускал.
— Почему?
— Я откуда знаю?..
— Может, у него новый любовник появился?
— Во! Евдоха так и сказала! Новая любовь, говорит…
— Если Евдоха знала, то и вся округа должна знать.
— А вот и нет! Евдоха у меня баба умная! Язык у нее с умом, не то что у некоторых… Да и я бы тебе ничего не сказал… Слушай, у меня снова ноги отнимаются!
— Сначала ноги, потом руки, потом и голова отнимется. Так тебе и надо.
— Эй, ты чего?
— Я смотрю, вы с Евдохой оба умные. У нее брат пропал, у тебя — шурин, а вы и рады.
— Так это, мы же ничего не знаем… Только догадываемся…
— А отчего догадываетесь? Чего боялся Ремезов? Почему он избавился от Юры?
— Ну, может, и не избавился, — растерянно пожал плечами Витя.
— Что Юра такого знал, чего не должен оыл знать?
— Ну, я не знаю…
Хотелось бы мне поговорить с соседями Ремезова, расспросить у них, с кем он жил последние три года. Но ведь соседкой у него была только Настя, а она ничего не скажет…
Но я мог поговорить с людьми, которые жили по соседству с домом, который снимал Ремезов. Поэтому я и спросил у Вити адрес.
— Ну, он тут через улицу жил, — махнул он рукой вправо. — Улица Крайняя, так и называется, семнадцатый дом. Он там за свой счет крышу перекрыл металлочерепицей… Вишневого цвета. Там только одна такая крыша…
— Понятно… А с кем Юра еще дружил? Ну, помимо Ремезова. Был у него… э-э… друг?
— Да нет… У нас это дело не жалуют, по морде можно получить. Он боялся.
— Ну а просто так ни с кем не дружил?
— Да нет. Он у нас тихий был, забитый. Я поверить не мог, что он с кулаками на Ремезова полез.
— Но ведь полез.
— Белка к нему прискакала.
— Эта белка его на тот свети отправила…
— Ну почему на тот свет, может, жив еще… Может, еще объявится? — безнадежно вздохнул Витя.
— Да нет, не объявится. И ты знаешь, почему. Может, сам к этому делу руку приложил…
— Я?! Да нет, что ты! — перекрестился мужик. — Я не ангел, но на такое дело никогда бы не пошел!
— А кто пошел?.. Кто Юру увез?
— Да никто. Он на автостанцию пошел. Чемодан собрал, с нами попрощался и ушел. А часа через два этот подъехал, узкоглазый, ну, тот который тебе челюсть сломал. С ним еще один был, он тоже тебя бил. Ну, мы сказали, что он уехал, они за ним поехали. И все, пропал Юрка, ни слуху ни духу…
А узкоглазого Феди больше нет, и его «быки» сгинули. Не спросишь у них, куда они Шептулина дели. Не скажут они, где могилка его… Да и не стояла передо мной задача найти этого парня. Хотя работать в этом направлении я буду.
— А ты укол мне делать будешь? — спохватился Витя. — А то у меня уже голова кружится!
— Все правильно. Это у тебя вакуум отсыхает.
— Какой еще вакуум?
— А тот, который у тебя вместо совести. Совесть твоя уже давно отсохла, один только вакуум остался. Сейчас вакуум отсохнет, и все, крышка.
— Слушай, я ведь сейчас кричать буду! — с отчаяния пригрозил мне Витя. — На помощь позову!
— Какая помощь? Я тебе обычные конфеты скормил. Не было там никакого яда, — фыркнул я.
— Не было?! — возмутился Витя. — Ты что, меня обманул?
— Обхитрил.
— А почему ноги тогда отнимаются? Почему руки холодеют?
Я забрал у него бутылку, смочил ватку водкой, достал шприц, продезинфицировал место на плече под срезом короткого рукава. Витя радовался, пока я не снял колпачок с иголки.
— Точно яда не было? — спросил он, ладонью закрыв смоченное водкой место на плече.
— Что, не холодеют руки?
— Нет. И с ногами все в порядке…
— И голова не кружится?
— Нет.
— Ну что ж, вакуум твой уже отсох. Пора время засекать. — Я поднял руку, посмотрел на часы. — Тебе осталось минуты три, от силы…
