До девяти оставалось более двух часов.
Идя по протоке, я просчитывал в уме: «Двадцать минут потаскаю куски к выходной горловине; десять минут займет подъем породы на площадку; тридцать – на согревание и отдых. Итого час. Значит, до установленного директором срока успею сделать еще одну ходку…»
Это обнадеживало.
Прикидывая по ходу движения по протоке длину очищенного от обломков участка, я терялся в догадках. Самые приблизительные подсчеты говорили о том, что его длина составляла более трехсот метров. А конца этой чертовой норе не было…
Выковырнув из дна несколько кусков, я отправился к подстволку и бросил их неподалеку от горловины. Вернувшись, взялся за огромный обломок, закрывавший собой едва ли не половину диаметра протоки. Тот не сдвинулся с места.
Я хорошенько осмотрел его, отгреб от основания ил и снова потянул на себя.
Булыжник прочно сидел в рыхлой мелкой породе и не желал покидать своего места. Пришлось потратить несколько драгоценных минут на подводную археологию…
В итоге я докопался до твердого скального основания, в котором строители шахты пробили протоку. После этого огромный булыжник поддался, позволив качать себя с небольшой амплитудой.
Мне было жутко неудобно заниматься этим в узкой протоке. Из-под булыжника вздымались облака мути, упереться было не во что.
Наконец, кое-как протиснувшись между ним и стеной, я приложил конское усилие, чтобы свалить его набок. Исполинский кусок наклонился, начал заваливаться вдоль протоки и…
И случилось нечто.
Первые пару секунд я не понимал происходящего. Что-то толкнуло меня, перевернуло, ударило о правую стену, о потолок, о левую, и снова перевернуло…
* * *
Понимание пришло в то мгновение, когда вместе с потоком воды меня вышвырнуло из протоки. Больно ударившись левым боком, я покатился по каменистому берегу.
Окончательно очнуться и прийти в себя помогла накатившая морская волна. Я лежал в зоне прибоя, щурился от яркого света и глядел сквозь разбитую маску в чистое голубое небо. А где-то сбоку и выше, из дыры в скале оглушительно хлестал мощный поток воды, обильно перемешанной с измельченной породой и испражнениями обитателей шахты.
Позабыв о промерзшем теле, я рассматривал небо и был счастлив. Мы сделали это!
Мы прочистили с Даниэлем наклонную протоку, уложившись в отведенные сроки.
Усевшись на гладких валунах, я осмотрелся по сторонам.
Протока имела выход к высокой подковообразной скале, образующей довольно глубокую бухту. Солнце висело низко над горизонтом, и по его положению я понял, что бухта находится на северо-востоке острова Солсбери.
Ныло ушибленное плечо, с разбитого лба капала кровь. Расслабившись и побыв несколько минут без движения, я начал быстро замерзать. Температура воздуха была чуть выше нуля, тело обдувал холодный ветерок.
Расстегнув ремни, я скинул со спины акваланг; подтянув болтавшийся шланг, проверил легочный автомат. Несмотря на пару вмятин, полученных баллоном при моих кульбитах, аппарат исправно работал. Гидрокостюм тоже не получил серьезных повреждений. Выбросив разбитую маску, я отыскал среди валунов слетевшие с ног ласты и подошел к морю. Следовало смыть с себя вонявшую жижу и подумать о возвращении в шахту.
Морская вода была столь же ледяной, как и отвратительная жижа в подстволке. Зато она была чистой, прозрачной и совершенно не имела запаха!
Сделав несколько энергичных взмахов, я отдаляюсь от берега на два десятка метров, ухожу под воду и плыву обратно. Пройдя по-над дном, добираюсь до мелководья, поднимаю голову, чтобы вплыть на поверхность и… мой лоб сталкивается с чем-то мягким.
Стоя по пояс в воде, я с изумлением разглядываю тело утопленника. Кто он и почему здесь?
Увы, сам погибший мужчина ответить на эти вопросы не может.
Вытаскиваю тело из воды, укладываю на камни, переворачиваю лицом вверх. И застываю, сделав очередное, потрясшее до самых глубин моего естества открытие.
Передо мной лежит тот счастливчик, выигравший на наших глазах турнир забойщиков. От потрясения у меня отшибает память, и я не могу вспомнить фамилии двух победителей. Но это точно один из них!
Бежевый пуховик с капюшоном, джинсы и утепленные полуспортивные ботинки – именно в этом прикиде я видел его в последний раз на вертолетной площадке. Открытое лицо с приятными правильными чертами, немного смугловатая кожа, хорошее телосложение. И никаких особых примет. Никаких, кроме одной…
– Наколка! – шепчу, поднимая его левую руку.
Все верно. На пальцах левой ладони четыре фиолетовые буквы составляют имя «Саша» – так его звали.
Дабы окончательно развеять сомнения, принимаюсь шарить по его карманам…
Первое, что я нахожу, – три небольшие дырки в одежде. Оголив грудную клетку утопленника, вижу пулевые отверстия в грудной клетке. Понятно: сначала бедолагу пристрелили, а труп сбросили в воду.
В одном из карманов обнаруживаю размокшую пачку сигарет и зажигалку. В другом натыкаюсь на бумажник и банковскую карту – такую же, как и те, что выдали мне, Чубарову, Степанычу и его товарищам.
В бумажнике немного наличных денег, пара фотографий, паспорт, водительское удостоверение и несколько пластиковых дисконтных карт. Раскрываю паспорт, читаю:
– Парамонов Александр Николаевич, дата рождения – 22 декабря 1982 года, место рождения – город Подольск Московской области.
Сунув банковскую карту в паспорт, прячу документ под гидрокостюм. Бумажник возвращаю его владельцу.
Оттаскиваю тело подальше в воду и притопив, накрываю парой булыжников. На всякий случай осматриваю близлежащее побережье. Больше никаких следов нет.
Подхватив акваланг, направляюсь к выходному отверстию наклонной протоки. Вода успела стечь, вместо мощного напора из дыры вытекают остатки в виде нескольких тонких струй. Они мне не помешают.
* * *
Дыра находилась на пару метров выше усеянного булыжниками берега. Пришлось накидать несколько штук под скалу, чтобы закинуть в кишку акваланг, а потом залезть туда самому.
Фонарь погиб вместе с разбитой маской. Пробираюсь по темному и вонючему нутру на ощупь. К сожалению, огромный объем воды, накопившийся в подстволке, до конца не справился с очисткой наклонной протоки – в нижней ее части оставался слой илистых отложений и мелких кусков породы. Идти, согнувшись пополам, по вязкой жиже очень неудобно. В тех местах, где жижи слишком много, перемещаюсь на четвереньках.
Я не обращаю на эти мелочи внимания. Ненависть затапливает меня, и дело уже не в жиже, не в страшной вони, навеки поселившейся в протоке, и не в адской работе, которую подкинул комендант. Я ненавижу себя за то, что так легко продал свои потроха; за то, что позволил развести себя, словно неразумного, доверчивого школьника.
