— Вот сюда, между этих кроватей.
Меня устроили чуть не посредине палаты. Тут же принесли тумбочку.
— Солдатика к вам присоседю, — тихо сказала медсестра извиняющимся тоном.
Очевидно, проснулся кто-то из офицеров. — Послеоперационный. В солдатских палатах мест нет. С гор все везут и везут новых. Когда только поезд будет?..
Поездами отправляют раненых в глубь страны. Это даже я, спустившийся с перевала, знаю по слухам. А некоторых и самолетом. На самолет мне рассчитывать не приходится, рылом не вышел. Если повезут, то только поездом. Хоть бы дольше его не было, чтобы не таскали и не трясли. Отлежаться хочется и в себя прийти.
* * *
Утром я спал долго. Честно говоря, проспал бы еще дольше — если есть возможность, я никогда себе в таком удовольствии не отказываю, — но слишком засосало внутри. Мне приснилось, что я сижу в ресторане за еще не накрытым столом. Вокруг снуют сутулые от услужливости официанты, носят на подносах все, что душа пожелает. А меня стороной обходят. Я смотрю на официантов, и скатерть на моем столе промокает — слюни лужами пускаю.
Открыл глаза и почувствовал, что сейчас умру с голода, если не съем сразу как минимум паек целой линейной роты. Чтобы привлечь к себе внимание, я слегка пошевелился.
— Проснулся, спаситель-грабитель… — раздался сбоку голос.
И надо мной наклонилось знакомое лицо. Полковник Сапрыкин.
— Вы — тоже здесь? — спросил я.
— И я тоже здесь… — он улыбнулся и выпрямился, показывая.
Рука и грудь полковника в бинтах.
— Одновременно с тобой задело. Две пули…
— А тот полковник? С бутербродами… Внутривойсковик… — Я хорошо видел, как в него стреляла женщина с погонами старшего лейтенанта. Расплачивалась за осетрину. И именно то, что стреляла она сначала в него, как в стоящего ближе и самого опасного для нее, дало мне возможность успеть поднять автомат.
— Его уже домой отправили, — вздохнул Алексей Васильевич. — Груз «200»…
Я попытался подняться повыше, чтобы опереться спиной о подушку. Сапрыкин, как усердный санитар, помог мне. Теперь палату было видно хорошо. Всего четыре кровати в довольно большой комнате. Моя — пятая. Один из раненых спал, укрывшись одеялом с головой и уткнувшись носом в стену. Другой, довольно молодой, как мне показалось, с любопытством меня рассматривал.
— Так это и есть тот самый контрактник?
— Тот самый… — договорить Алексею Васильевичу не дали. Открылась дверь, и вошел еще один раненый, по моим меркам, уже достаточно пожилой, большой и толстый.
Хотя, может быть, он казался пожилым потому только, что такой толстый. Ему бы не по войнам шляться, а на пенсии сидеть и внуков за двойки по заднице шлепать.
Самое подходящее занятие.
— Полковник Сапрыкин, на выход, к вам посетители, — сообщил пришедший.
Полковник кивнул мне с одобрительной улыбкой, достал из-под своей подушки какие-то бумаги, заглянул в них и вышел, даже не спросив, кто к нему пришел. Должно быть, знал о визите и ждал посетителей.
А прибывший осмотрел меня слегка высокомерным, но в общем-то свойственным почти всем старшим офицерам взглядом и, проходя к угловой кровати, сказал молодому:
— Я сейчас у врача потребовал, чтобы солдата из нашей палаты убрали.
— Почему? — молодой не понял.
— Как — почему? Эта же для старших офицеров. Мы, я думаю, заслужили себе отдельную палату.
— А в бою вы себе тоже отдельное место выбираете? Со всеми удобствами… — В голосе молодого вдруг появились властные железные нотки, и брови срослись на переносице. Честное слово, суровый дядя, хотя сразу он мне таким не показался.
Пожилой момент прочувствовал, вдруг растерянно побледнел и тут же вытянулся по стойке «смирно».
— Вы же знаете, товарищ генерал, что я не линейный офицер и в боевых действиях участия не принимаю.
Ничего себе, этот молодой-то, оказывается, генерал. На вид ему и тридцать пять не дашь. Боевой, наверное, мужик. Или просто хорошо сохранился. В любом случае приятно видеть, что в нашей армии остались еще генералы, которые солдатскими силами не только дачи умеют строить.
— Вас при каких обстоятельствах, товарищ подполковник, ранило? — У генерала даже голос стал брезгливым.
— Меня, товарищ генерал, контузило. Машина на мине подорвалась. Доставляли на склад обмундирование.
Я не удержался и заулыбался. Должно быть, во всю физиономию, и это сразу стало заметно.
— Что смеешься, контрактник? — строго спросил молодой генерал.
Но в глазах у него строгости не было. Это я заметил. Он, кажется, сам почему-то готов был рассмеяться.
— Да так… — не стал я объяснять.
— Не принято в армии рядовым смеяться над старшими офицерами.
Я не стал стараться и лежа не вытянулся по стойке «смирно». А чтобы не отвечать и не рассказывать про историю с прапорщиком Василенко и проигранным им обмундированием со склада, я закрыл глаза. Что возьмешь с раненого? Удобствами положения надо пользоваться. Но улыбка, должно быть, ползала по моему лицу и при закрытых глазах.
— Чего, спрашиваю, смеешься? — По голосу понимаю, что генерал сам улыбается, и открываю глаза.
Он в самом деле улыбается. А подполковник все так же стоит по стойке «смирно».
— Это я по поводу складов, обмундирования и всех к этим вещам относящихся…
— Пришлось столкнуться?
— Пришлось. До сих под числюсь под следствием.
— Рассказывай.
Я и рассказал про то, как приодел свой взвод планшетистов. Все-таки работа у нас канцелярская, с бумагами. У командования отряда на виду. Хотелось более аккуратными выглядеть.
Генерала история не рассмешила. Он только бросил взгляд на подполковника, словно ища сходство между прапорщиком-кладовщиком из моего рассказа и подполковником-интендантом. Но знал он об этом сходстве, нетрудно догадаться, и без моего рассказа. В армии все об этом знают. Как мне говорил командир сопровождавших меня погибших разведчиков, если человек прослужил интендантом хотя бы пару лет, его уже можно с чистой совестью расстреливать. Тем более если служил он в боевых частях, когда есть возможность многое списать на обстоятельства.
— Какая часть? — спросил генерал.
Я назвал.
— Мое подчинение. Разберемся…
В это время послышался разговор в коридоре, традиционную скрипучую арию выдала дверь, и вошел в окружении трех медсестер Магомет Алиевич.
— Как дела, шулер? — значит, слухи и сюда дошли.
— Только не спрашивайте, родственник ли я адмиралу… — ответил я стандартной шуткой.
— Какому?
