Вариант худший — сам Рамазан. Внешне он отнесся к проигрышу спокойно. Но у меня создалось впечатление, что эти немигающие глаза не начнут мигать даже в том случае, если их обладателю сообщат вдруг с научной точностью, что он по рождению папуас из Новой Гвинеи, а не обыкновенный уральский татарин. Смутить Рамазана невозможно. Точно так же, как невозможно понять его отношение к тому или иному факту. Всегда одинаковый ледяной взгляд ископаемой рептилии.
Что в первом, что во втором случае мне не стоит надеяться выбраться из ситуации без потерь. Если пожалуют рэкетиры, то им не будет смысла брать свой обычный процент. Процент, а не вся сумма, берется тогда, когда «корову» держат для постоянной «дойки». А я такой «коровой» не являюсь. Следовательно, меня можно пустить на «мясо».
Смеяться от этого не хочется.
Если пожалуют от Рамазана, исход скорее всего будет таким же. Побоятся огласки. А кто молчит качественнее всех, они знают хорошо — звуки из-под земли не пробиваются в чужие уши.
Значит, и здесь не до смеха…
Что мне остается? Кто скажет?
Не было денег — не было печали. Появились деньги — избавиться от них можно только вместе с жизнью. Но этого мне не очень хотелось.
Прощупать бы обстановку, навести справки.
На окружение Рамазана у меня выход только один — Вячеслав Анатольевич. Надежды на него, конечно, маловато, но другого пути вообще нет. Я взялся за телефон и долго набирал номер казино. Было постоянно занято. Значит, директор уже на месте. Всем работникам хорошо известна страсть Баринова к долгим телефонным разговорам. Если начнет с кем-то беседовать, то, как старуха на скамеечке у подъезда, всем знакомым и незнакомым кости перемелет. И я терпеливо продолжил набор. Наконец, минут через сорок, пробился. Спросил, не слышал ли он чего нового про вчерашний вечер? Он сказал, что люди Рамазана интересовались моим домашним адресом. Советовал быть осторожнее. И даже предложил мне взять отпуск и смотаться куда-нибудь недели на четыре. Я подумал и согласился:
— Сегодня смену отработаю, а после выходного исчезну с горизонта.
Он сказал, что так будет лучше всего.
Только я положил трубку, как позвонили в дверь. Звонок у меня интересный. Один раз нажмешь — одна мелодия. Три раза нажмешь — другая. А всего репертуар из семнадцати музыкальных тем. Я помню все. В этот раз нажали четыре раза. Обычным звонком с такой наглостью пользуются только менты и рэкетиры. Те, кто время от времени приходит ко мне, больше любят репертуар от одного до трех. А посторонних в гости я не звал и потому трижды подумал, прежде чем открывать. И надумал, что лучше никого сейчас не видеть.
Я бы и не увидел. Но позвонили еще трижды. И каждый раз с новыми вариациями. Должно быть, хотели проверить весь репертуар звонка. Такая настойчивость навеяла грустные мысли, однако заставила собраться с мыслями и силами. Но к двери, чтобы выглянуть в дверной «глазок», я подходить не стал. Пол в коридоре слишком скрипучий, и за дверью будет слышно. Ни к чему показывать раньше времени, что я дома и вообще человек от природы гостеприимный.
Если это гости от Рамазана, то сейчас должно последовать продолжение. Я к нему уже подготовился, натянув джинсы и переложив баксы со стола в достаточно объемную поясную сумку. На всякий случай положил на шифоньер, так, чтобы легко достать рукой, нунчаки и маленький туристический топорик.
Так все и произошло. Звонки прекратились, и послышался слабый пощелкивающий звук. Дверь у меня металлическая, взломать ее можно только с большим шумом и с применением механизмов. Проще открыть дерьмовый замок. Для специалиста такие магазинные замки проблемы не составят. Этим кто-то и пытался заняться.
И не без успеха.
Я, прислушиваясь, вовремя спрятался за распахнутую дверь в комнату. Судя по осторожным шагам, вошел всего один человек. Надо же, а звону было, как от эскадрона гусар. Он — ростом повыше меня, круглолицый и прыщавый — прошел, мимоходом заглянув в совмещенный санузел. Скорее всего не потому, что ему приспичило вдруг по нужде. Долго там не задержавшись, гость шагнул дальше, вытянул шею и посмотрел за угол в кухню — я наблюдал все это в щель между дверью и косяком и жалел, что руки у меня не двухметровой длины. Так было бы удобно врезать по этой вытянутой шее. Аккуратно под четвертый позвонок. Тогда перелом обеспечен. Этот пресловутый четвертый почему-то очень любит ломаться в отличие от соседних. Но я оказался не в силах дотянуться. А «гость» после этого остановился на пороге комнаты, расслабился и сунул за пояс пистолет с глушителем.
Вот этого момента я тоже ждал. Очень даже удобен он для оживленного диалога под аккомпанемент скрипа дверных петель.
Я резко полузакрыл дверь. И этой дверью сразу же сплющил гостю нос.
Шаг в сторону.
— Привет!
— С-сука… — завыл он и присел, подняв к лицу обе ладони, словно полные раздавленной клюквы.
Пистолет тем временем уже оказался у меня. А нога сама собой поставила завершающую точку ударом в лоб. Не люблю, когда в моей квартире ругаются. Особенно, если на меня.
Что мне было делать с этим уродом? Не в ментовку же его сдавать… Много тогда вопросов возникнет и по поводу двухсот тысяч баксов, и по поводу Рамазана, и по поводу сборища у него. И я не знаю, какая судьба постигнет мои деньги в этом случае. Но самое главное, что ни одна ментовка не сможет потом защитить меня. Поэтому я решил обойтись без помощи людей в погонах. Своими скромными силами.
Когда прыщавый пришел в себя, я вытащил его на лестничную площадку и поставил на четвереньки ударом сбоку под колено — этот удар не позволяет человеку несколько минут наступить на ногу. Но в целом он совершенно безвредный. Через сорок минут совсем перестанет хромать, и можно будет уже вприпрыжку от ментов бегать. Потом я спокойно зашел сзади, весело и зло хохотнул и изо всей силы дал ему, стоящему на четвереньках, пинка между ног. Думаю, после такого удара он две недели будет передвигаться, расставив ноги циркулем. На шпагате вообще передвижения осложнены. И я такого издали замечу и узнаю. Парень застонал на выдохе, как майская древесная жаба, но орать не решился. Понимал, должно быть, что привлекать к себе внимание не в его интересах.
Я поднял пистолет и наставил прыщавому в лоб. Прищурил один глаз, прицеливаясь в самый крупный прыщ. Парень ждал с душевным трепетом. Но я от природы человек не кровожадный.
— Еще раз, козел, появишься на моем горизонте — пристрелю… И сам запомни, и другим передай. А деньги вы все равно не найдете. Они рано утром уже улетели из города, — врал я, надеясь хотя бы таким образом оттянуть следующее посещение. А что оно будет, я не сомневался. Эти шакалы так просто не отстанут. Захлебнутся слюнями, но будут преследовать…
Голова его склонилась с зубовным скрежетом. Так он, видимо, гасил боль. Прыщавый не нашел сил даже на то, чтобы посмотреть на меня или на ствол. Хотя бы с ненавистью или с испугом. Наблюдать, как «гость» будет уползать, мне показалось малоинтересным. Я подтолкнул его ногой, помогая приобрести поступательную скорость для движения кувырком по лестнице. И ушел к себе.
