Этого полноватого, немного с виду вялого мужчину, болезненно любящего порядок, учет и контроль, сейчас принимали за канцелярскую крысу, человека без фантазии и стремлений. Ведь никто не видел его в другой жизни, когда мы десантировались на перехват басмаческой банды, и он шел вперед с автоматом, отдавая четкие, емкие команды, его глаза искрились азартом боя и абсолютным бесстрашием.
Губарев – единственный, кому я мог доверять безоговорочно по моему старому месту службы. Это человек чести.
Если раньше он был педант до мозга костей, то сейчас порядок возвел в религию. В одно и то же время уходит на работу, в одно и то же время возвращается на своем «Субару Легаси» 2007 года. Живет замкнуто, ведет трезвую жизнь. Сейчас семья у него на отдыхе.
Устроившись на скамейке рядом с детской песочницей, я вытащил из портфеля банку с потеплевшей газировкой, отхлебнул. Открыл книжку, положил на колени вместе с букетом цветов. В результате терактов всеобщая истерия поднялась такая, что одинокий мужчина на скамеечке – уже основание для вызова полиции. А полиция мне ни к чему, хоть и документы в порядке, и полицейская ксива прикрытия есть. Не нужно мне постороннее внимание. А так я типа жду даму сердца. Невинная овечка.
В девятнадцать пятнадцать, как по расписанию, темно-синий «Субару Легаси» зарулил на свое место на стоянке.
Я оставил на скамейке букет и направился к Губареву. Действительно, располнел, обмяк.
– Ростислав Анатольевич? – произнес я.
Он обернулся ко мне:
– Мы знакомы?
– Не узнаете?
– Не припоминаю, – вялый взгляд Губарева на миг приобрел былую остроту – как у снайпера.
– Мы служили вместе. Двести пятая база.
– Как вас величать? – спросил Губарев настороженно. Он не ждал от встречи с прошлым ничего хорошего.
– Капитан Сергей Гончаренко, командир ГСН.
Он откровенно враждебно и испытующе окинул меня взором. Расслабленность как ветром сдуло.
– Гончаренко? Не лепи горбатого!
– Позывной Земляк. Хуннгар. Вертолет, старенькая «восьмерка». Вы шагнули с вертолета первым со словами «Добьем их, мужики». Я шел следом. За мной – Мамонт и Шатун.
Он напрягся. Лицо его перекосила гримаса ярости, будто маску сдернули. Я думал, что он сейчас бросится на меня. Но он обуздал себя.
– Нам не о чем говорить!
– Как раз есть о чем. Могу многое рассказать.
– Меня не интересуют дезертиры, сделавшие пластическую операцию.
– И все-таки я скажу… Ростислав Анатольевич, наша группа пять лет назад ликвидировала крота. Нас заказали наркодилеры, мы чудом ушли. И я снова в деле.
– В деле? Что, наркотой приторговываешь? – хмыкнул зло Губарев.
– За Родину воюю. Дадите полчаса, и я все объясню.
– Зачем?
– Нужна ваша помощь. Нашу страну рвут на куски. Вы же видите, что творится.
– Пошли, – кивнул он, мельком осмотрев меня – нет ли где ствола.
– Не бойтесь. Если б хотел убить – в традициях нашей службы использовал бы снайперку или бомбу. Или отравил бы чебуреком.
– Сынок, я никого и ничего не боюсь уже давно.
– Я знаю. Вы просто спрятались. Надеюсь, до поры до времени.
Мы поднялись на пятнадцатый этаж. Губарев пропустил меня в квартиру со словами, произнесенными примирительным тоном:
– Выпить не предложу – я не любитель.
– Я тоже.
– А вот кофе угощу. Тут я специалист.
Перемена в его настроении от агрессии к сдержанной доброжелательности вовсе не означала, что он преисполнился доверия ко мне. Просто взял верх профессионализм – не демонстрировать эмоции, а если нужно, то с такой же милой улыбкой нанести смертельный удар.
– Одна из немногих оставшихся у меня слабостей, – разлил кофе по чашечкам, уселся напротив меня на тесной кухоньке.
Порядок идеальный, тут мы с ним схожи. Только здесь в интерьере ощущалась женская рука. И была детская комната.
– Детей от греха подальше из Москвы отправили? – спросил я.
– Тебе-то это зачем?
– А ведь вы чувствуете – впереди кровавые события. И детям лучше быть подальше от Москвы… Небось затоварились оружием.
– Охотничьим… Лучше объясни, почему я должен так мирно разговаривать с дезертиром?
– Потому что я не дезертир. Наша вина – мы не дали себя убить.
– Это уже интереснее, – криво улыбнулся Губарев.
– Ростислав Анатольевич, вы умный человек. Разведчик. Вы наверняка тогда понимали, что на базе творится неладное.
Он не ответил.
– Под крылышком нашего командования свили гнездо профессиональные наркоторговцы и еще бог знает кто. Не удивлюсь, если они наводили мосты с мировым террористическим сообществом. И вы знаете этих лиц.
– Даже так?
– Главным был генерал Проклов.
Мускул не дрогнул на лице подполковника. Он смотрел на меня, ожидая продолжения.
И я выдал ему все как на духу.
Выслушав рассказ, Губарев кивнул:
– Логика есть… Чем подтвердишь?
– А что вас убедит? Миллион долларов, которые мы взяли у генерала Проклова, – их к словам не приложишь. Но вы-то сами знаете, что я прав.
Губарев встал и вышел из кухни. Вернулся с плоской бутылкой «Хеннесси». Плеснул себе и мне в кофе:
– Понимаешь, капитан, я перегорел. Когда вы ушли, я уже ясно понимал, что вокруг творится предательство. И я не мог сделать ничего. Ушел в отставку.
– А мы легли на дно. Но теперь снова в обойме. Работаем на государство.
Вот так я выболтал походя государственную тайну самого высокого уровня секретности. И нисколько не жалел об этом.
– А знаешь, я тебе всегда верил, – произнес он задумчиво. – Видел тебя в деле. Помнишь, на Хуннгаре душман из-за скалы целил мне в черепушку, ты спас мою шкуру, сам подставляясь под пули.
– Вот такой я герой.
– Ладно. Считаем, твои объяснения приняты. Теперь спрашивай.
– Как майор Луценко и его команда оказались без вести пропавшими?
– Леший?.. Вышли на обычное задание. Единственная трудность – работали за ниткой. Но они там как дома расхаживали… И исчезли.
– Так и исчезли?
– Так и исчезли… Только все это ерунда. Я же не дурак. Там какая-то афера закручивалась. Я сам Луценко в последний поиск провожал. У него вид был какой-то насмешливый, даже глумливый. И мне показалось, что он прощался.
– То есть Леший и его братва – это вовсе не боевые потери.
– Точно. Это эвакуация. Такие волки на вес золота. Их перекрасили и спрятали до судных времен. И, насколько я понимаю, эти времена наступили.
