Дзинь – разлетелось где-то внизу оконное стекло.
Заискрило – сорвало провод, и он весело запрыгал по асфальту.
Это же фильм-катастрофа!
А потом ветер резко стих. И остался дождь, теперь уже спокойный и мирный.
– Однако, – покачал я головой и плюхнулся в кресло.
Зазвонил телефон.
– Весь внимание, – произнес я.
И услышал отрывистое:
– Завтра. В двенадцать. На выселках.
Афон дал отбой.
Утром, добравшись до деревни на полчаса раньше назначенного времени, я застал там загорелого, свежего Глицерина. Он тут уже пятый день и вполне доволен жизнью. Устроился вполне прилично – деревня покрывалась сотовой связью, так что работали телефон и Интернет. Таким образом он до опупения плавал в Сети и колдовал с самодельными взрывными устройствами. Мечтал влезть на склад в погребе и поиграться с железками, но Афон однозначно заявил, что свернет ему шею.
Афон с Зеной приехали через час после меня на каком-то жуткого вида «Москвиче» – таких не производят уже давно.
Еще через полчаса появились на фургоне «Ссангйонг Истана» Конан с Жабом. Притащили продукты, мясо для шашлыков и много пива. Такая добрая традиция – совмещать производственные совещания с пьянками на природе.
По той же традиции серьезные разговоры начинались за накрытым столом, но до того, как алкоголь затуманит мозги.
Пригубив пиво, Афон торжественно объявил:
– Ну что, братья мои! Пришел наш час. Пора оправдывать доверие.
Он обвел нас взглядом и плотоядно оскалился:
– Готовы окропить Москву кровушкой?
– Фи, – хмыкнула Зена – мол, дурацкий вопрос.
– Главное, чтобы смысл был, – заметил я. – Просто так льют кровь исключительно маньяки.
– Смысл есть. – Афон разложил на столе фотографии и схемы с разноцветными стрелочками.
– Что за хрень? – удивился Конан.
– Общежитие еврейского института Нахманида.
– А на кой нам евреи? – воскликнул Конан и брякнул невпопад: – Они обрезанные.
– Отстал от жизни, Конан, – произнес Афон. – Евреев теперь там днем с огнем не сыщешь. Учебное заведение перепрофилировалось на подготовку кадров для Северного Кавказа.
– И че нам Северный Кавказ? – не отставал Конан. – Не они наши враги.
– Не они. Мы интернационалисты до мозга костей. Если люди правильные – хоть негр, хоть алеут, – это соратники. Тем более что большинство наших врагов – русские.
– И тогда на кой нам эта общага?
– Сколько вам мозги вправляю. Главное не конкретные враги, а цели. Цель простая – правильная власть. Северный Кавказ – это не только угроза Империи Рашке, с учетом двух чеченских войн. Но и ее опора. Большинство населения там поддерживают партию власти. Поддерживают как паразиты, потому что кормятся за счет Центра.
– Дискуссионный вопрос, – подал голос Жаб.
– Потом обсудим. К делу, – сказал Афон. – Праздник у дагестанцев будет. Мы примем в нем участие. С хлопушками и салютом.
– Цель? – спросил я.
– Максимальное уничтожение материала.
– Конкретных лиц или на кого Бог пошлет?
– На кого Аллах пошлет.
Об этом институте я не только слышал, но и работал по его птенцам два года назад. Это сомнительное учебное заведение время от времени зачищали правоохранители. Был громкий скандал, когда дети гор бросились на ОМОН, приехавший задерживать студента, кого-то подстрелившего в центре столицы. ОМОН победил.
Тогда я работал по шахидам. Ожидалась гастроль массовиков-затейников с Кавказа – в столицу навострили лыжи несколько шахидок. А завозили их как раз студенты этого драного института.
Одна из этих сумасшедших девок на съемной хате решила полюбоваться, идет ли ей пояс шахида и как сочетается с платьем. Пояс закоротило, она погибла. С этого момента и началась раскрутка. Времени на следственные процедуры не было, поэтому к нейтрализации угрозы подключили мою группу контртеррора.
Мы прошлись по всем связям шахидок. Работали по незатейливой схеме – захват, допрос с пристрастием, ликвидация. Двух куриц сдали в руки ФСБ, еще двух уничтожили. И пятерых инициаторов, в том числе заказчика, не успевшего смыться в горы, настигли.
Найдут их не скоро – прикопаны за Кольцевой дорогой глубоко. И я не испытывал никаких угрызений совести, страданий по погубленным жизням. Жизнь меня научила – бешеных собак пристреливают. И душа зачерствела давно. Еще в детстве, когда они уничтожали мою семью. А прав я или не прав – рассудит Господь.
Как поет Трофим:
Кем мы были для России,
Не рассудит нас ни один судья.
Жаль, что цену нашей жизни
Мы поймем, из жизни уходя…
Если эту общагу взорвать, то, конечно, воздух чище будет. Но на Кавказе напряженность скакнет, как при коротком замыкании.
– Ну что, твои предложения? – обернулся ко мне Афон. – Ты у нас специалист.
Я не спешил с ответом, внимательно изучая схемы, фотографии. Братва терпеливо ждала моего авторитетного слова. Между тем в голове уже складывался порядок действий.
– Заходим отсюда, – палец мой заскользил по схеме, составленной из двух склеенных листов формата А4. – Пара гранат в столовку, где собираются на праздник – и там ад кромешный. Насколько знаю эту публику, сборище будут охранять суровые горцы со стволами. Могут расположиться здесь и здесь. Необходима хорошая предварительная разведка… Делимся на две группы, отрабатываем общагу в максимальном темпе. И отход. Машину угоним перед акцией. Маскировка – парики, бейсболки, чтобы камеры видеонаблюдения не задокументировали.
Карандашом на схеме я нарисовал направления проникновения и действия группы.
– Теперь расчет оружия и боеприпасов. Того, что есть у нас, хватит за глаза.
После обстоятельного обсуждения деталей Афон вынес вердикт:
– План годный. Какие видишь подводные камни?
– Хуже всего с подготовкой терроргруппы. Она никакая.
– Не промахнусь, – скривилась Зена.
– В вас тоже будут стрелять, – напомнил я.
– Не испугаемся, – кинула презрительно Зена.
– Не участвовать ни в чем так и не научимся, – резонно заметил Жаб.
– Учиться надо сначала на кошках, а не сразу на мамонтах, – буркнул Глицерин, которого перспектива перестрелки не вдохновляла. То ли дело оставить на троллейбусной остановке сумку с бомбочкой.
– Не скажи, Глиц, – начал кипятиться Жаб. – Лучше сразу на мамонте учиться. Если тебя мамонт не затопчет, тигров потом можно не бояться.
