Я включил телевизор. Чего не отнимешь – телевизионщики научились оперативно прибывать на место терактов и катастроф и выдавать репортажи без задержек.
– Сегодня произошло беспрецедентное столкновение представителей органов правопорядка с членами террористической организации «Альянс действия», – тараторила журналистка на фоне ресторана «Зенит». – Четверо террористов уничтожены. Двоим удалось скрыться. Просим тех, кто видел этих людей или знает об их местонахождении, сообщить по телефонам…
На экране появились фотографии. Моя – снятая скрытой камерой. И Зены – из паспортного стола.
Зена обхватила руками голову. И неожиданно разревелась. Я на миг испытал жалость к ней. Не слишком глубокую.
– Итак, Зена, мы в одной лодке. И грести нам дальше вместе.
– Куда?!
– Завтра. Все завтра…
* * *
Вся жизнь людей в муравейнике, именуемом человеческой цивилизацией, состоит из везений и невезений. И если кому-то повезло, то будьте уверены – ровно на столько же кому-то не повезет. Плюсы должны уравновешиваться минусами.
Вот и в нашей странной истории все так и произошло. Немножко повезло алкоголику в третьем поколении и москвичу в четвертом Коле Махмудову. Повезло Робу. Повезло Куратору. И очень не повезло некоторым лицам.
А теперь в подробностях часть истории, свидетелем которой мне не довелось быть.
Коля Махмудов, который находился в стадии непрекращающегося финансового кризиса, неожиданно нашел благодетеля. Тот сам к нему подсел, когда Коля, сгорбившись на лавке, напряженно размышлял, где достать деньги на выпивку. Поскольку не пить он не мог – оставалось или взять взаймы у корешей, что нереально. Или, прости господи, заняться гоп-стопом. Хоть старушек, хоть малолеток грабить – все равно, но без чекушки ему смерть.
Робу как раз нужна была квартира, выходящая во двор.
– Местный? – спросил он, подсаживаясь к алкоголику.
– Да уж, не то что некоторые, – огрызнулся Махмудов.
– Прям в этом доме? – не обращая внимания на нелюбезный тон, продолжил Роб.
– Вон окна.
– Трубы горят? – сочувственно спросил Роб.
– Горят.
Сторублевка, будто по колдовству появившаяся в пальцах собеседника, как магнитом притянула взгляд.
– Деньги нужны? – спросил Роб.
– Еще как!
– Ежедневно полторы тысячи, если свалишь из дома и дашь мне там уединиться.
– Чего? – изумился Махмудов.
– Хахаль жены моей снял хату в третьем подъезде.
– Ну да, ты его на нож насадишь, а меня потом, как соучастника…
– Ты дурак? Кто кого режет сейчас за такую ерунду? Мне с ней развестись надо, чтобы имущество не оттяпала. Улики нужны. – Роб показал на фотоаппарат. – Чего, полторы не годится? Давай тысяча семьсот. Найдешь, где перекантоваться?
– Найду. Деньги вперед.
– Не вопрос, – Роб отслюнявил купюры.
– Тогда двинули.
Так Роб оборудовал пункт наблюдения в крыле одиннадцатиэтажного панельного дома, идущего буквой «Г». Из квартиры открывался хороший вид на подъезд. Двушка в нем – тот самый запасной аэродром Куратора, о котором не знал никто, кроме группы «Перевертыши».
Куратор ввел в действие план «Омут», в результате особо доверенные оперативники перешли на нелегальное положение. Сам сбросил «хвост» и свалил на конспиративную квартиру, однако полностью отойти от дел не мог и вынужден был светиться в Москве. Все-таки он опоздал – большинство его подчиненных приказом руководителя службы были посажены на казарменное положение и выбыли из игры. Таким образом из-под ног Куратора выбивали опору. В ФСБ творились какие-то очень мутные дела.
На второй вечер Роб засек посторонних. После суматошного дня Куратор вернулся в логово. А потом возникли эти двое. Они что-то вынюхивали, нарезали круги.
Роб вышел на связь с Шатуном, который находился в пределах досягаемости, объяснил ситуацию и велел:
– Присмотрись.
– Сделаем.
Если Шатун вышел на поиск, срисовать его невозможно – что в городе, что в лесу. Зато сам он видит все. Таких топтунов уже и не производят. Нюх, способность замечать детали у него фантастические. Сам он из потомственных охотников Сибири, с длинной чередой бородатых предков-староверов. Его родичам нарезали территорию размером с Москву – всю зиму они били там соболя, сдавали меха заготконторе и лучшей жизни не мыслили. А Шатун решил выбраться в большую жизнь. В результате – война, звание прапорщика, спецназ и группа «Перевертыши».
– Наши клиенты, – сообщил Шатун через полчаса. – Похоже, оперативную установку делают. Терлись они плотно около адреса.
– Оперустановку. Или рекогносцировку перед акцией, – кивнул Роб.
Так уж получилось, что парни, которых засек Роб, вошли в число тех, кому не повезло.
Дав отбой, Роб вышел на связь с Куратором, обрадовал, что квартира спалена. Предложил эвакуироваться. В ответ получил отказ:
– Не будут они меня пока брать. А слежка – пускай. Я им приготовил сюрпризы.
– Я не согласен.
– Не могу тебе сейчас все объяснить, лейтенант. Продолжайте прикрывать меня.
– Есть.
У Куратора была какая-то своя игра. Он отдавал приказы, а мои ребята их выполняли.
На своем наблюдательном пункте Роб получал изображение с обзорных видеокамер, которые воткнул на высотке и на лестничной площадке для наблюдения за обстановкой.
И ранним утром увидел, как появились черный, как сапог, джип-командер и просторный серый микроавтобус «Форд Транзит». Рассредоточились гости грамотно. Одна машина во дворе – как раз перекрывала проезд. Вторая – чуть в стороне.
– Нутром чую, объект будут брать, – сообщил Шатун по рации.
– Или ликвидировать, – возразил Роб.
– Брать, Роб… Иначе народу бы столько не нагнали.
– Ну тогда приготовились, прапорщик.
Из джипа вышли трое накачанных ребят. По виду типичные силовики, задача которых срубить задерживаемого. Аккуратно, по одному, они просочились в подъезд.
Видеокамера показала, как один из бойцов поднялся на лестничную площадку, мельком, будто невзначай, глянул на квартиру Куратора и прошел наверх. Двое остались ниже.
Ясно, решили брать объект на выходе из квартиры. Ломать металлическую дверь с риском получить при этом пулю – на это они не отважились.
– Дрянь дела, – сообщил Роб. – Будем прорываться с боем.
– Сбрось тревожный сигнал Куратору, – ответил Шатун.
– План «Трасса», – приказал Роб и положил рацию рядом с собой.
Во дворе появился Шатун, по виду типичный долговязый местный алкоголик. Одет в тряпье, на плече матерчатая замызганная авоська. Шаркая ногами, он тяжело брел к подъезду.
