Закончив глумиться надо мной, гоблины замолчали. Не балагурили, не подкалывали друг друга, как принято у спецназеров после удачного мероприятия. Что-то механическое было в них.
Снаружи послышался шум, невнятные голоса. Машина подскочила пару раз, с металлическим лязгом заехав на возвышение. И остановилась. Двигатель заглох. Дверь открылась.
«Мерседес» стоял в просторном гараже, освещенном слабыми лампами. Здесь еще был старый зеленый «БМВ» и серый, как подвальная мышь, «Форд».
– Пошел. – Мордатый пнул меня по голени.
Я с неохотой вылез наружу. Ударом каменного кулака в спину мне придали необходимое ускорение.
Калечить меня не хотели. Но издевались с огоньком. Я ловил на себе ненавидящие взгляды. Интересно, у них против меня что-то личное?
Меня провели через гараж. За замаскированной под полки дверью оказался коридорчик, в конце которого находилась ржавая дверь.
За ней просторная комната – типичный закуток для допросов с пристрастием. В центре массивное металлическое кресло, оборудованное захватами, зажимами для рук и головы. В пол вделана скоба с цепью и кандалами. Больше мебели нет. Плафон с лампой дневного света светит безжизненно. Грубые, неотштукатуренные стены, бетонный пол – с них легко смывать кровь. Прямо из стены торчит кран, из него по капле падает вода, под ним – прикрытая сеткой воронка водостока.
Меня кинули в кресло, на ногах закрепили кандалы, руки приковали к поручням, голову сдавили кожаным обручем.
Я чувствовал себя безумно одиноким. Знал, что впереди могут ждать нечеловеческая боль и мучительная смерть. Мне было страшно, казалось, что у меня где-то в солнечном сплетении появилась черная дыра, в которую проваливаются все надежды, которая образует вокруг себя смертельную пустоту. Но надо держаться.
Мордатый, закончив пристегивать меня, с удовлетворением выдал:
– Ну что, скотина, думал, с рук тебе все сойдет?.. И знай, я убью тебя с удовольствием.
– Я это уже понял.
Он двинул мне кулаком под дых. Я напряг мышцы. И выпустил воздух, скорчившись от боли. Кулак мордатого не пробил мой пресс, иначе не продышался бы я долго.
Прикрыв глаза, попытался расслабиться. Пыточное кресло не способствовало релаксации. Но мне надо прогнать прочь посторонние мысли, ненужные эмоции. Прочь страх! Прочь панику!
Жутко мешает капающая на пол вода. Капли стучат ритмично, раз в секунду, как метроном. Первая, вторая, третья… Почему не закрутили этот чертов кран? Или это средство держать меня в напряжении?
Стены стискивали, они дышали отчаянием, страхом.
Надо абстрагироваться от гнетущей окружающей обстановки. В интерьерах хозяева помещения толк знали. Такие казематы включают память прошлых жизней – о пытках, дыбах, обуглившемся мясе на переломанных костях. Обо всем том, о чем современный человек имеет лишь отдаленное представление.
Прочь такие мысли! Ты и так уже зажился на этом свете, капитан. Ты должен был лечь в той засаде в каменистых горах. Или еще раньше, в чеченской станице.
Расслабиться! Смыть потоком струящегося сверху золотого света всю пустоту и ужас!
Все еще не кончено… Ничего еще не кончено… Все только начинается…
Все эти терзания продолжались где-то полчаса. За это время мне удалось вновь обрести твердость духа.
И вот дверь распахнулась.
На пороге возникла невысокая плотно сколоченная фигура. Мне сразу бросилась в глаза характерная лисья морда.
Человек встал напротив меня, оглядел с ног до головы с изрядной долей любопытства, как криптозоологи разглядывают неизвестную науке зверушку:
– Ну, здравствуйте, капитан Гончаренко…
* * *
Помню старую карикатуру. Добрались до Луны космонавты, все изнуренные космической гонкой, вложившие все душевные силы в этот бросок. Сидят на краю неприметного кратера и уныло беседуют:
– Ну, вот мы здесь. Ну и что?
Вот передо мной Лис, о встрече с которым я грезил. Ну и что? Ноль эмоций, только опустошение. Да и мое жалкое положение пленного не располагало к оптимизму.
На потолке зажегся еще один плафон. Стало посветлее. Теперь я мог лучше рассмотреть моего врага.
Полковник Владимир Суворин, ведущий оперативный сотрудник английского отдела Службы контрразведки ФСБ России. Он пас меня в кафешке. Он являлся координатором «Альянса действия». Он встречался с Афоном. Он один из центровых, кто разжигает террористическую активность в стране.
– Никак не мог понять, вы ли это, Сергей Васильевич, – произнес он доброжелательным тоном, будто встретил старого знакомого. – Над вами хорошо поработали пластические хирурги.
– Я имел честь встречаться с вами ранее?
– Видел я вас. На территории двести пятой военной базы.
– Служили?
– Нет. Решал проблемы. В том числе те, которые вы создавали своей бестолковой активностью.
– Решали? Вплоть до зачистки моей группы?
– Не я принимал решение. Я предлагал договориться с вами. Но мне сказали, что это бесполезно. Вы упрямы. Кстати, вы знаете систему подбора агентуры в «НК»?
Я состроил непонимающую мину.
– Да бросьте. В вашем положении можно говорить откровенно… Состав групп контртеррора известен только руководителям секторов. Самая эффективная группа была у руководителя сектора «В» полковника Ломакина, он же Куратор. Я знал, что он привлек к работе кого-то из бывших спецназовцев. И у меня уже давно мелькала мысль, что вас. В безрассудности и наглости проведенных акций виделся ваш почерк.
– Мастерство не пропьешь.
– А когда к жалкому идиоту Афону прибился некий Чак, я решил присмотреться к этому персонажу. Понаблюдал за вами со стороны. И не узнал.
– Пластический хирург отработал на все деньги.
– Снова вспомнил я про вас, когда Ломакин полез шерстить списки пропавших без вести спецназовцев. Я чувствовал – кто-то ему это насоветовал из спецназовской братии. Тогда и вспомнил нового авторитетного боевика в ячейке Афона. Дал ваши фотографии – старого и нового, экспертам по идентификации внешности. Они дали с восьмидесятипроцентной вероятностью, что это капитан ГРУ Гончаренко, находящийся в розыске за дезертирство… Скажите, зачем вы согласились на эту грязную работу?
– Куратор припер меня к стене и предложил сотрудничество. Не было другого выхода. Я согласился. И втянулся постепенно.
– Ваша деятельная натура нашла занятие по душе.
– Я чистильщик. Вычищаю всякую грязь.
– Мы чем-то схожи. Я тоже вычищаю грязь.
– Тогда почему мы воюем?
– Так сложилось. Вы просто не на той стороне. На вашей стороне голодно. Беспросветно. И нет будущего.
