– Не поверишь, Ева, соскучился. И по тебе, и по друзьям, и по городу. Самому лучшему и красивому городу в мире. По крайней мере для меня.
– Что совершенно не мешает тебе припеваючи жить в Лондоне.
– Там у меня работа, и потом, что поделать, если так сложилась жизнь. Но я действительно очень соскучился по тебе. Как увидел, так пожалел, что сейчас утро и нас ждут дела, а то бы сразу поехали к тебе домой. Но все поправимо. День пройдет быстро, а возможно, мы сумеем уединиться и раньше вечера. Меня бросает в дрожь, когда представляю, что вновь буду обладать твоим телом.
Зениг попытался приобнять женщину, но та неожиданно уклонилась.
– Карл! Не будет у нас с тобой ничего. Ни вечером, ни раньше, ни сегодня, ни завтра. Никогда.
Зениг внимательно, не без удивления, посмотрел на Юшкевич:
– В чем дело, Ева?
– А дело, Карл, в том, что я выходу замуж.
Зениг удивился еще больше:
– Замуж? Ты?
– А что? Разве я не могу быть женой?
Карл перебил ее:
– Ты еще скажи, что хочешь заниматься хозяйством, вытирать сопли детишкам, стирать трусы и носки супругу, ждать его у окна с работы.
– Почему бы и нет?
– Не смеши меня, Ева! Ты не сможешь жить обычной жизнью добропорядочной домохозяйки. А знаешь почему? Потому, что ты лидер, ты авантюристка, в состоянии покоя ты не выдержишь и нескольких дней, тебе нужен экстрим, чтобы кровь играла, как хорошее вино. В конце концов, тебе необходим секс, безудержный, приносящий новые ощущения.
– И все же, – Юшкевич закурила, – я попробую жить другой жизнью.
– Вот, значит, как? Позволь узнать, кто этот идиот, что решился сделать тебе предложение? Сто против одного, какой-нибудь чинуша из мэрии или преподаватель университета, которому ты навесила на уши столько лапши, что он потерял голову.
Юшкевич усмехнулась:
– Ты проиграл, Карл. Я выхожу замуж за Болека.
Это сообщение вызвало у Зенига изумление.
– За Болеслава? Зеленского?
– Да!
– Это сюрприз. И он сделал тебе предложение, зная, что ты переспала чуть ли не с половиной мужского населения города?
– Ты хочешь оскорбить меня?
– А разве я не прав? Ты спала и с Лешеком, и со мной, и со многими другими.
– Болек готов забыть об этом.
Зениг покачал головой:
– Да-да! Чего-чего, а вот этого я никак не ожидал.
Из машины высунулся таксист:
– Панове! Мы поедем или как?
Зениг обрушился на парня:
– Тебе что за забота? Платят, так сиди и жди, и не суй свой нос в чужие дела. Если не хочешь потерять его вместе с тупой башкой.
Таксист закрыл дверцу.
Юшкевич спросила:
– Ты чего сорвался, Карл?
– Не много ли вопросов? Значит так, дорогая. Мне плевать, выходишь ты замуж или нет, за ботаника или за Болека. И вообще, меня мало интересует твоя личная жизнь. Поступай как хочешь, но… после того, как сделаем дело, ради которого я прилетел сюда, и… после того, дорогая, как предстоящую ночь ты проведешь со мной. И меня не волнует, что по этому поводу подумает Болек и тем более ты! Понятно?
– Зачем ты так, Карл? Дело мы сделаем. Каким бы трудным оно ни было, но зачем портить жизнь тем, кто работал на тебя? Помогал тебе?
– За хорошие деньги, не так ли? И давай без соплей, предстоящую ночь ты проведешь со мной. А потом можешь выходить замуж. За Болека или за обезьяну из зоопарка. Я забуду о тебе. И все, мне надоели бестолковые разговоры.
– Но что я скажу Болеку?
– Ничего! Все, что надо, я сам ему скажу.
– Но это…
– Все! – вновь прервал женщину Зениг и приказал: – В машину! Мы теряем драгоценное время.
Юшкевич подчинилась. Да у нее не было другого выхода. На свое несчастье, она хорошо знала Зенига. Тому лучше не прекословить. Убьет, не моргнув глазом. Он и сейчас наверняка прилетел в Гданьск, чтобы убрать кого-нибудь. Страшный, безжалостный человек.
Водитель повел автомобиль к выезду из города. Сидя на заднем сиденье, Зениг положил руку на ногу Евы. Та не убрала ее.
– Вот так-то лучше, дорогая.
Ева повернулась к нему:
– Я сделаю все, что ты скажешь, Карл, буду такой, какой ты пожелаешь, одно прошу, придумай что-нибудь, чтобы Болек не знал о предстоящей ночи.
– Он живет у тебя?
– Последнее время да! Но не постоянно. Иногда я ночую в его доме. У него, ты знаешь, больная мать, поэтому ему иногда приходится сидеть с ней.
– Почему он не сдаст ее в дом для престарелых?
– Так она же его мать.
– У тебя тоже была мать. Однако это не помешало тебе помочь ей упасть с пятого этажа, когда она мыла окна. И ради чего? Ради того, чтобы той же ночью веселиться в клубе с иностранцем, куда мать тебя не пускала. И ты мне говоришь о каких-то родственных чувствах?
– Это было давно.
– Да, но, повзрослев, ты не стала лучше. Так что не надо, Ева. Я удивляюсь, как Болек решил связать свою жизнь с тобой. Трахал бы, как раньше, безо всяких обязательств и предрассудков, свободным человеком, нет, сует голову в петлю. Впрочем, самоубийство – дело сугубо личное. А насчет твоей просьбы? Хорошо. Болек не узнает о нашей связи.
К дому Болеслава Зеленского «Опель» подъехал в 8.40. Расплатившись с водителем, Зениг вышел из машины. Подал руку Еве, помог выйти ей. Такси тут же развернулось и пошло в сторону центра.
– Честное слово, мне будет не хватать тебя, Ева. Но я сдержу слово. Впрочем, уверен, ваш брачный союз с Зеленским быстро развалится и скоро все опять вернется на круги своя.
На пороге появился хозяин дома.
Зениг улыбнулся:
– Болек! Дружище, рад видеть тебя!
– Я тоже!
Он пожал руку гостю из далекой Англии, одновременно вопросительно и подозрительно взглянув на Юшкевич. Но та приветливо улыбнулась своему жениху.
– А где Лешек?
– В доме. Хотел тоже выйти, я сказал, что не стоит привлекать внимание соседей. Что у тебя за дело к нам, Карл?
– Что, вот тут и будем разговаривать? Или все же пригласишь войти внутрь?
– Извини. Проходи, конечно.
Зениг вошел в дом. Он хорошо знал расположение комнат, потому сразу прошел в гостиную, где его встретил Лешек. Болеслав задержал Еву. Ненадолго. Вскоре вся компания сидела за столом. Болек выставил бутылку виски и бокалы.
Зениг приказал:
– Убери спиртное. Я прилетел не для того, чтобы пить с вами. Нам предстоит серьезное, довольно сложное дело, поэтому с этой минуты ни капли не то чтобы виски, а даже пива. Потом сколько угодно.
