Андрею вдруг стало почти смешно. Он стоял в темной подворотне и мило беседовал с убийцей Лизы. Приготовленный для этого клоуна с замашками рок-звезды пистолет лежал под рукой, в висящей на плече сумке, по соседству с завернутой в два слоя фольги и целлофана жареной курицей. Сквозь одежду Андрей ощущал исходящее от сумки тепло, вдыхал источаемый ее содержимым вкусный аромат румяной, поджаристой корочки; сумка была расстегнута, и, скашивая взгляд, он видел внутри тусклый блеск выглядывающей из-под свертка с курицей вороненой рукоятки. На то, чтобы выхватить и взвести пистолет, хватило бы секунды, но секунды у него не было – о нет, только не с этим противником!
– Прости, – сказал Кошевой, поднимая револьвер, – ничего личного.
– По-моему, как раз наоборот: ничего, кроме личного, – поправил Андрей, потихонечку поднимая правую руку, чтобы напоследок хотя бы попытаться выхватить пистолет.
– Верно подмечено, – согласился Кошевой. – Но, увы, ничего не меняет.
В следующее мгновение Андрей Липский почувствовал себя героем древнегреческой пьесы – надо полагать, трагедии, поскольку даже древний грек вряд ли усмотрел бы в ситуации повод для веселья. Тогдашние драматурги по неопытности и ввиду отсутствия разработанной и выверенной на протяжении тысячелетий теории драматургии частенько загоняли своих героев в абсолютно безвыходные положения. Для благополучного достижения хеппи-энда, который в те далекие времена считался обязательным, эти бородатые ловкачи придумали прием, получивший название «бог из машины». В кульминационный момент, когда зрителям становилось ясно, что герою крышка и что зло вот-вот восторжествует над добром, откуда ни возьмись на сцене появлялся какой-нибудь представитель греческого пантеона – спускался сверху на канатах или, напротив, вылезал из-под сцены, лупил злодея по кучерявой башке деревянной молнией, протыкал каким-нибудь трезубцем и восстанавливал статус-кво, зычным басом напутствуя героя на новые подвиги.
Именно так все и вышло. Причем бог появился именно из машины – бледно-серой «лады» одиннадцатой модели, которая, взвизгнув на повороте покрышками, вдруг влетела с улицы в арку и резко затормозила.
– Эй, Хохол! – окликнул кто-то отпрянувшего к стене Кошевого. – Тебе передали при…
Договорить новоявленный «деус экс машина» не успел: тяжелый «смит-вессон» с длинным глушителем плюнул в его сторону дымком, тупоносая пуля от патрона «спешиэл» калибра ноль целых сорок четыре сотых дюйма прошила ветровое стекло, как папиросную бумагу, в мгновение ока просверлила грудную кость, прошла навылет и засела в спинке заднего сиденья. Пальцы выставленной в открытое окно руки разжались, и выпавший из них ТТ безобидно лязгнул об асфальт.
Больше желающих принять участие в дебатах не нашлось. Водитель воткнул заднюю передачу и бешено газанул, унося ноги. Он бы ни за что не ушел, разделив участь убитого наповал товарища, но Андрей, давно привыкший действовать по поговорке «На Бога надейся, а сам не плошай», внес разнообразие в мизансцену посредством сувенира, привезенного Женькой Соколкиным с далеких Курил.
Старый японский пистолет оглушительно бахнул, окутавшись сизым, остро пахнущим пороховым дымом. «Лада» задним ходом вылетела из подворотни, резко развернулась, затормозила и, сорвавшись с места, скрылась в неизвестном направлении. Кошевой начал медленно оборачиваться. Слыша, как стремительно удаляется панический визг покрышек, Андрей вторично нажал на спуск, но выстрела не последовало: патрон перекосило, затвор заклинило – ископаемый пистолет твердо и недвусмысленно объявил о своем окончательном и бесповоротном решении уйти на покой.
Впрочем, необходимость во втором выстреле явно отсутствовала: мертвее Кошевому было уже не стать. Не закончив поворот, он сломался в коленях и с глухим шумом рухнул на землю, как срубленное дерево.
– Это тебе за Лизу, козел, – напутствовал покойника Андрей.
Медлить не стоило: тихий дождливый вечер вот-вот должен был наполниться красно-синими вспышками проблесковых маячков и пронзительным воем сирен. Повернувшись к трупу байкера с филологическим образованием спиной, Андрей пошел, ускоряя шаг, а затем побежал через темные дворы прочь, как можно дальше от этого места. В какой-то момент он спохватился и, на бегу обтерев полой куртки, выбросил в темноту сослуживший добрую службу старый японский пистолет.
Глава II. …Окромя другого лома
1
Его превосходительство Вася-Кот заглушил мотор, и в наступившей тишине лодка по инерции заскользила по спокойной глади лесного озера. На оставшемся за кормой берегу виднелся обрамленный кронами вековых дубов готический теремок господина генерала, похожий, с какой стороны ни глянь, не на волчье логово и даже не на загородный дом влиятельного человека, каковым, несомненно, являлся Василий Андреевич Макаров, а на дачу скоробогатого выскочки – ларечника или хозяина шашлычной, в радиусе десяти километров от которой давно не осталось ни одной бродячей собаки.
Генерал родился и вырос в Москве, но его корни прятались где-то в скудной почве российского Нечерноземья, и это чувствовалось до сих пор. Многолетняя беспорочная служба в рядах вооруженных сил тоже сказывалась, и даже лодка, на борту которой все они сейчас находились, служила лишним напоминанием о характере и привычках этой разжиревшей на казенных харчах тыловой крысы. Лодка представляла собой обыкновенную дюралевую казанку, выкрашенную в милый сердцу военного человека защитный цвет и уже успевшую изрядно облупиться. Эта окраска прозрачно намекала на происхождение данного плавсредства, которое господин генерал явно не купил на свои кровные сбережения, а, что называется, достал – то есть, говоря простым русским языком, где-то слямзил.
– Слушай, – следуя течению собственных мыслей, обратился к генералу Владимир Николаевич Винников, – скажи честно: в этой твоей берлоге есть хотя бы один гвоздь, который ты купил за свои деньги?
Макаров, который в этот момент разбирал снасти, поднял на него изумленный и одновременно настороженный взгляд.
– Я что, больной? – ответил он вопросом на вопрос.
– Что ты к нему вяжешься? – нежась на солнышке, лениво одернул прокурора депутат Беглов. – Еще магазинные чеки потребуй или эти… товарно-транспортные накладные. Зачем спрашивать, когда сам все знаешь? Как маленький, честное слово! Почему трава зеленая, дерьмо коричневое, а рыба не тонет, хотя все время в воде… По кочану!
– Так его, крючкотвора, – поддакнул весьма довольный полученной поддержкой с фланга генерал. Поплевав на пустой крючок, он забросил удочку и принялся разматывать вторую. – На своей даче гвозди пересчитывай, нечего в чужие дела нос совать.
– Он из прокуратуры, – все так же лениво напомнил Беглов, – а для них все дела и все карманы – свои.
– Они еще жалуются! – возмущенно воззвал к равнодушным небесам Винников. – Если бы я вас все время не отмазывал, где б вы были, жалобщики?!
– Там же, где и ты, – ответил Беглов. – Ты ведь не для нас, а для себя старался. Так что, Вовчик, не надо становиться в позу – благодетель из тебя, как из дерьма пуля. Мне-то лично к нарам не привыкать, я там, как дома. А вот тебе, если что, там вряд ли понравится.
