– Откуда, откуда… Достал! – Он вбил третий магазин, начал стрелять одиночными – сердито, часто. Потом вкатился за угол, он дышал, как дракон – чуть не пламенем. – Кажется, уходят, демоны, говорил же, что они не вояки… Двоих или троих к праотцам отправил… Все живы? Вот и славно. Приготовьтесь, господа, последний забег. Все идут за мной, не отставать. Версты полторы. Катер в бухте. Старая консервная банка под названием «Лючия». Парня зовут Макрам, за доставку на Лампедузу он хочет пять тысяч евро. Я не стал ему говорить, что у нас есть семь тысяч – вместе с динарами и прочими долларами. Но в случае успеха придется выплатить премию: у паренька убили отца – директора конторы, про которую я уже упоминал, на иждивении остались три малолетних сестры и два брата. Он и выдал мне лучший в мире автомат. Во временное, так сказать, пользование…
Они бежали по огороженной складской территории, а когда преодолели поваленный забор, сил бежать уже не было. Али задыхался, хватался за сердце, просил не ждать его – он согласен умереть в этом райском, примеченным Аллахом местечке. Рассвирепевший Шарль гнал его пинками. Мари спотыкалась через шаг, все коленки уже ободрала, дышать было нечем, но она не отставала от широкой спины Рауля, рябящей перед глазами. Этот эгоист даже не оборачивался! Под ними плескалось море, тропа под ногами расплывалась, постоянно куда-то пропадала, и было столько прекрасных возможностей сверзиться в воду! Мари догадывалась – это была не единственная дорога к причалу, почему же он их повел именно здесь?! Время не имело значения, оно уже никуда не шло, перестало существовать. Они все шли и шли… пока под ногами не раскинулась унизанная островерхими скалами бухточка, к которой с юга подходила петляющая дорога, подходящая для автомобильного транспорта. Мерцал фонарь на столбе. В монолитном камне были выдолблены ступени. Смеющийся Рауль поймал в свои объятия бесчувственную Мари – та уже не помнила, как шла, работал «автопилот». Чмокнул в щеку, приводя в чувство. Она уставилась на него с непониманием, хлопнула ресницами, проснулась. Он подтолкнул ее к причалу, помог спуститься Магомедову, у которого узлом завязывались ноги. Летчик отмахнулся от протянутой руки, спрыгнул самостоятельно. Они бежали по скрипящему дощатому причалу. Под дальней скалой на набегающей волне покачивался ржавый, хлипкий катерок с высокими бортами и компактной рубкой, увенчанной мачтой. В стороне от причала просматривались утлые сараюшки, от одного из них тянулись провода к закрепленной на вершине скалы антенне. На палубе «Лючии» наметилось шевеление; из рубки выбежал чернявый лохматый паренек с некрасивым лицом и вытянутым носом – в неказистой жилетке, штанах, завернутых до колен, в мощных берцах на голую ногу. Махнул рукой, снова скрылся в рубке. Отрывисто закашлял, забухтел мотор, пара чихов – и затарахтел, как сельский трактор! Облако едкого дыма вырвалось из трубы. «Ну и ну, – машинально подумала Мари. – Паровоз. Чудо технической мысли».
Снова выпрыгнул из рубки малолетний «морской волк» – вероятно, тот самый Макрам, что-то проорал фальцетом Раулю, перескочил на пирс и принялся отвязывать швартовый канат от фигурной металлической болванки.
– Грузимся, быстро, быстро! – транслировал пожелание «капитана» Рауль. «У нас пожар?» – несколько озадачилась Мари. Паренек подпрыгивал от нетерпения, показывал знаками, что нужно двигаться резче. Люди перебирались на подрагивающую палубу. Али и здесь умудрился отличиться: одна нога осталась на причале, другая поплыла вместе с палубой, он едва не сделал гимнастический шпагат, зарычал от боли, и кабы не Шарль, подставивший плечо и швырнувший инженера через бедро…
Тарахтение мотора выравнивалось, становилось монотонным. Макрам умчался в рубку. Вспенилась вода за кормой, катер медленно отходил от причала, покачиваясь на слабой волне…
Паренек, похоже, что-то чувствовал. А возможно, по рации сообщили о подозрительных перемещениях нежелательных лиц. К треску мотора примешивались посторонние звуки, рычали грузовики, огромный «Урал» с зачехленным кузовом выполз из-за скалы! С бортов слетали солдаты, бежали к причалу, что-то грозно вопили, сбрасывая автоматы!
– Ложись! – закричал Рауль, и все попадали на палубу. Шквал свинца прошел над головой. Пули стучали по обшивке, по ржавой скособоченной рубке. Катер уже отошел от причала, взять его на абордаж солдаты не могли. Заворочался Шарль, вытащил из недр комбинезона еще не использованный пистолет, дождался короткой паузы, привстал, выпустил несколько пуль… и рухнул за мгновение до нового свинцового ливня.
– Не вставать! – хрипел Рауль. – Нас фальшборт защищает, они не смогут в нас попасть… – И пополз, загребая, как будто плыл по воде, к распластавшейся Мари – она лежала, уткнувшись носом в палубу, дрожала. Он обнял ее, стал что-то шептать, успокаивать, а над головами носились пули, кричали и метались по причалу солдаты, надрывался гортанными воплями офицер. Катер уходил в открытое море, набирая скорость – десять метров, пятнадцать, двадцать… Солдаты принялись швырять гранаты! Рвануло у правого борта, взметнулись брызги, корпус судна затрещал, закачался. Али покатился к левому борту, не сдержался – выражался матерными загогулинами. Что-то ударилось о палубу, запрыгало, покатилось, издавая металлические звуки. Зачарованная, не в силах отвести глаза, Мари смотрела, как к ней приближается «мячик» – овальный гладкий кусок металла с круговым ребром посередине – на вид такой безвредный, безобидный… Страшным голосом заорал Рауль, отдавил Мари позвоночник, вскакивая. Она видела, как загорелись тоскливым светом его глаза. Он подхватил гранату, бросился к борту и, не обращая внимания на плотный огонь, швырнул ее обратно! И вдруг пронзительно закричал, замахал руками, пошатнулся, брызнул из тела фонтанчик крови…
– Не-е-ет!!! – завизжала Мари.
Он рухнул за борт со звучным шлепком. Граната разорвалась на излете. Не успевших залечь посекло осколками, разлетелось вдребезги стекло в кабине грузовика. Кто-то по инерции продолжал стрелять в удаляющееся судно, изношенный корпус ныл и стонал под напором свинца. Жуткое отчаяние – никогда она такого не испытывала! – подбросило Мари. Она кинулась к борту, не замечая, что в нее стреляют. Одновременно подскочили Шарль и Али, бросились к ней, повалили, прижали к грязному настилу. Она вырывалась, орала, как истеричный ребенок, давилась слезами…
Стрельба затихла, лишь когда посудина удалилась от пристани на пару кабельтовых. Из искореженной пулями рубки высунулся моргающий Макрам, уставился на скрюченные тела, пересчитал, сочувственно поцокал языком, молитвенно уставился в небо – мол, ЕМУ виднее. Но сильно не расстроился – видать, Рауль уже заплатил, да и к смерти парень был привычен. Мари доковыляла дрожащими ногами до фальшборта, села на колени, потрясенно смотрела на удаляющийся берег. Бухта таяла, там по-прежнему что-то рябило, бегали люди, отчаянная ругань разносилась по воде. Таяли в дымке островерхие скалы, плоские крыши прибрежного поселка, отдалялась Ливия – загадочная и недружественная… Шарль и Али понимающе переглянулись, вздохнули… и не стали нарушать ее уединение, побрели, держась за поручни, к рубке, под которой имелась дверь на крошечную нижнюю палубу.
Мари оцепенела. Пронизывал ветер, рвал одежду, но она не чувствовала ветра. Она забыла про усталость, про свою ответственную миссию, которая, кажется, удалась, если напоследок судьба не подбросит очередную гадость. Небосклон покрывался предутренней серостью. Убитая, раздавленная, она смотрела на пенящуюся вздыбленную дорожку за винтом, на испещренное бурунами море, на пропадающую с глаз долой Ливию… Впервые в ее жизни появилось что-то волнующее, задевшее струны, о наличии которых в душе Мари даже не подозревала; впервые ее посетила мысль, что жить можно не только для себя и работы, что деньги и известность не главное, что могут быть такие люди, рядом с которыми ты становишься кем-то другим, перерождаешься… И вот опять ничего нет, все хорошее быстро кончается, остается звериная тоска, от которой волчицей хочется выть на исчезающую луну…
