– Не надо меня уговаривать, начальник. Не знаю я, кто такой Сошников. И про бриллианты ничего не знаю…
– А вот у нас есть информация, что вы, Максим Олегович, знали про Сошникова. Про него вам рассказала Полина Желтова. Она вам рассказала, а вы попросили ее навести справки про Сошникова.
– Не было такого. Видно, капитан этот, Романов, умеет с глупыми бабами работать, запудрил ей мозги, а Полина погнала пургу. А может, он все это выдумал, – неприязненно хмыкнул Павельев.
– Зачем ему выдумывать?
– А вы не знаете? У него же с Полиной шуры-муры. Баба она красивая, с этим не поспоришь, вот у него крыша из-за нее и поехала. Она же со мной до Романова крутила, вот он мне и мстит…
– Хорошо, я сам ее допрошу, думаю, она мне скажет то же самое, что и Романову.
– Она скажет только то, что Романов ее попросит сказать.
– Хорошо, Желтова про Сошникова вам ничего не говорила, как же вы тогда узнали про его татуировки?
– Про какие татуировки, о чем это вы?
– Речь идет о татуировках, выколотых на груди Сошникова.
– Впервые слышу.
Павельев лгал, причем нагло. Но Круча предполагал, что так все и будет, поэтому хорошо приготовился к допросу. Он открыл папку, достал лист бумаги, рассеянным взглядом пробежался по верхним строчкам. Ему не надо было вчитываться в текст, он и без того знал содержимое документа.
– Это показания сотрудника морга, где находилось тело Сошникова. Я понимаю, деньги вашего брата – тема щекотливая, поэтому вы, Максим Олегович, решили все сделать сами. Но лучше бы вы наняли профессионалов…
– Это вы о чем?
– И в случае с танком вы засветились, и в случае с телом Сошникова. Вы думали, что деньги затыкают рот лучше всякого кляпа, но это не совсем так. Или не всегда так… Вас опознал сотрудник морга, которому вы заплатили, чтобы пройти к телу Сошникова. Вас интересовали его татуировки…
– Ложь и провокация! – разозлился Павельев.
– Ну, зачем же так грубо? – усмехнулся Круча. – Не надо нервничать, Максим Олегович, это вас не красит.
– А кто нервничает?
– Вы. Причем совершенно зря. Ну что здесь такого в том, что вы узнали про Сошникова? Ведь это же вышло совершенно случайно. К тому же Полина Желтова утверждает, что вы находились с ней в ту ночь, когда убили Сошникова. А это алиби, поэтому никто не собирается обвинять вас в убийстве. Так что волноваться вам нечего. И бывшего мужа Верховцевой вы не убивали. Она сама его отравила. Отравила, забрала деньги и уехала…
– Куда она уехала?
– А вы не знаете? – спокойно, без нажима спросил Круча.
– Без понятия.
– Тем более, у нас нет никаких оснований в том, чтобы вас в чем-то обвинять. Ну, взломали вы танк, и что? Ну, заплатите штраф, люк заварят обратно, все как было, так и останется… Кстати, Сошникову нужно было разварить люк, чтобы забраться в танк. А потом люк нужно было заварить, а вы сами понимаете, как все это не просто. Он не мог этого сделать. Да и экспертиза показывает, что люк заваривался всего один раз, когда танк ставили на постамент. Так что получается, вы распилили обычную гирю. Не повезло вам, Шура… Э-э, Максим Олегович…
– Что-то вы не то все говорите, товарищ подполковник. – Павельев усердно играл желваками, силясь найти правильное решение.
– Хорошо, давайте с самого начала. Ваш брат состоял в бригаде Ишима?
– Ну, состоял.
– Он был на стрелке с людьми Мезинова, чтобы обменять контрафактные бриллианты на четыре миллиона долларов?
– Был.
– Встреча закончилась перестрелкой, и ваш брат был единственным, кто выжил. Он исчез вместе с деньгами и бриллиантами, так?
– Ну, так.
– Деньги бесследно пропали, но через четырнадцать лет вдруг объявился некто Сошников, который раскопал клад, зарытый в девяносто седьмом году. Вам это показалось интересным, вы стали наводить справки, узнали, что вторая часть клада могла быть спрятана в танке. Вы взламывали танк?
– Не я лично…
– Вы были в морге? Вы осмотрели труп Сошникова?
– Ну, был, ну, смотрел… А что здесь такого?
– Вот и я о том же говорю, Максим Олегович! – хмыкнул Круча. – Что здесь такого? Вы искали деньги и алмазы, которые увел, но не смог удержать ваш брат…
– Да плевать я хотел на эти деньги. И алмазы мне до одного места, – не очень убедительно, но с решительным видом сказал Павельев.
– Что же так?
– Я хотел узнать, куда делся мой брат? Да, он увел тогда и товар и деньги за него, но с тех пор его никто не видел. Если бы он залег на дно, он бы давно уже дал о себе знать. А о нем ни слуху, ни духу. А тут мне Полина рассказала про какого-то типа, который зарыл доллары в девяносто седьмом году. Само собой, мне стало интересно… Может, этот козел и убил моего брата… Жаль, Полина мне поздно сообщила, я бы сначала душу из этого Сошникова вытряс, а потом бы его зарыл.
– Про татуировки она вам сказала?
– Да.
– Что она вам про них сообщила?
– То, что Сошников сидел, что танк – это символ сильной личности на зоне. Я, конечно, срок не мотал, но мой брат в татуировках сильно разбирался, он мне про танк никогда ничего не рассказывал. Не слышал я, чтобы зэки танки себе выкалывали. Сталина выкалывали, а танки – нет. В общем, интересно стало, я в морг пошел…
– Это было на третий день после убийства Сошникова?
– Да.
– А как вы узнали, что Сошникова убили?
– Как я узнал? – в замешательстве переспросил Павельев и глянул на Кручу, как зверь, загнанный в тупик. Вроде бы бежал он от охотника торной тропой, и тут вдруг ловушка. Обидно.
– Да, как вы узнали?
– Ну, Полина мне сказала.
– Полина могла вам сказать об этом только на четвертый день после убийства Сошникова. Раньше она вам сказать никак не могла… Не сходится, Максим Олегович, придумайте что-нибудь другое, – с тщательно скрытым злорадством предложил Круча.
– Нет, я Полину с сестрой перепутал. Не Полина мне сказала, а ее сестра. Ася мне сообщила.
– Вы к ней домой ходили?
– Нет, не ходил, по телефону ей звонил. Она мне все сказала…
– Что именно?
– Что грех на себя взяла. Муж ее бывший любовника убил, а она ему за это отомстила.
– Так и сказала? – Круча сверлил взглядом Павельева.
И тот не выдержал, дрогнул:
– Ну, да, так и сказала.
– По телефону?
– Да, по телефону… Она из дома уезжать собиралась. А в доме труп уже был. Ну, она Толика своего кретина отравила. Я у нее про Сошникова спросил, она разрыдалась, и ее понесло. Переживала она очень, так бывает, когда человека убьешь. Ну, я думаю, что так бывает…
