Не тот он уже, что прежде, потому и злость в нем всего лишь пенится и пузырится, не затмевая разум. И нет никакого желания придушить эту красивую бабу, что живет у него в подвале, в кладовке с каменными стенами. И на цепь он ее не сажает. И дело не в том, что по двору бегает спущенный с цепи «азиат», который порвет беглянку. Просто не хочется измываться над этой глупой бабой…
Она уже здесь вторую неделю, и всякий раз, когда Юра спускается к ней в подвал, он вспоминает историю, из-за которой и сам он здесь очутился, и она попала в переплет. Будь на ее месте чертов Егор, он бы выбил ему зубы. Ведь уже ясно, что не был он ни чертом, ни ангелом. Простым смертным был… Простым смертным козлом.
Юра открыл дверь в кладовку, но заходить не стал. В молчанку баба играет, злится по-тихому, как бы не набросилась на него сбоку. Он хоть и на одной ноге, но сил у него много – и убить кулаком может. Но все-таки, если застать его врасплох и толкнуть в бок, он может упасть, а протез не позволит ему подняться быстро. Выбежит она во двор, а там Тамерлан со своими чудовищными зубами, пойдут потом клочки по закоулочкам.
Но пленница на виду, лежит на кушетке и смотрит в потолок. Не собирается она на него нападать. И в позу не встает, как студентка Нина из «Кавказской пленницы» перед товарищем Сааховым – не выбьет она у него поднос из рук.
Поглядывая на нее, Юра поставил на стол тарелку с жареной картошкой и тушеной крольчатиной, чай в большой фарфоровой кружке, вазочку с клубникой из своего парника. На юге клубника уже отходит, а в средней полосе только-только начинается, но у него ягоды созревают раньше срока. И созревают хорошо, и не кислят.
Женщина даже не смотрела на Павельева, как будто ужин ее не интересовал. Но ведь он знал, что к ночи все будет съедено подчистую. А ему еще придется зайти к ней, чтобы принести теплой воды и опорожнить ночное ведро… Не думал он, что когда-нибудь станет надзирателем, тем более заботливым.
Он знал, кто она такая, но не пытался разговорить ее. Зачем, если Макс узнал от женщины все, что хотел узнать. И то, что мужика ее звали Егором, и то, что в армии он служил медбратом. Да и денег из могилы она подняла без малого четыре миллиона. Где-то еще хоронились камушки, но Юру они как-то мало интересовали. Прирос он душой к своей тихой, натруженной жизни и не хотел, чтобы большие деньги разрушили налаженный уклад. Поэтому он легко согласился с Максом, что деньги нужно потихоньку запустить в оборот, направить их, так сказать, в рост. Добычу они поделили пополам, Макс в этом плане человек честный, во всяком случае, перед братом, но Юра совершенно не возражал, если его половина будет работать в бизнесе.
Сейчас Макс был занят поискам бриллиантов, но Юру мало интересовало, как у него идут дела. Найдет – хорошо, нет – черт с ними…
Он отшагнул от стола, собираясь уходить.
– Спасибо! – плавно поднимаясь со своего места, сказала женщина.
Чуть больше тридцати ей, а ему под пятьдесят – молодая она для него. К тому же выглядит она для своих лет очень хорошо. Не сказать, что красотка, но есть в ее глазах сила притяжения. Давно уже угас у него интерес к женщинам, но иной раз, глядя на нее, он смутно ощущал тягучее томление.
– Пожалуйста, – Юра с удивлением посмотрел на нее.
Никогда она еще не благодарила его. Что-то там на горе свистнуло.
– Вы сами готовите?
– Сам.
– Вкусно у вас получается.
– Стараюсь.
– Нет, правда, вкусно…
Она взяла красную ягоду, сунула в рот:
– Сладкая. На рынке покупаете?
– Нет, сам выращиваю.
– Как здорово! – Ася восторженно сомкнула свои ладони на уровне груди.
Юра внимательно посмотрел на нее. Веселый у нее взгляд, но продувной. Неспроста она разухарилась.
– Если ты что-то задумала, то лучше не надо, – нахмурил он брови. – Забор у меня высокий, деревня далеко, собака тебя порвет, никто даже не услышит. А она порвет, даже не сомневайся.
– Вы думаете, что я собираюсь бежать?
– Не думаю, а знаю.
– И куда я сбегу? Меня же полиция ищет. За убийство. И денег у меня нет, а куда я без них?
– Не знаю, – пожал плечами Юра. – Мне сказали за тобой смотреть, я за тобой и приглядываю… Давай, лопай. Через час приду.
Но вернулся он в подвал через три часа. Сначала баньку протопил, воды нагрел. Парилка у него знатная, пар сухой, горячий, но не обжигающий, обволакивающий. Трапезной нет, бильярдной и массажной тоже, вместо бассейна бочка с водой. Не тот это вариант, где можно с гулящими бабами ночь напролет развлекаться. Да он и не собирался вместе с Асей париться. Пусть она сама себя веничком охаживает. В предбаннике стол у него, квас он туда холодный поставит, пара кружечек этого напитка – самый верный способ закрепить эффект удовольствия от парилки.
Он загнал собаку в вольер, спустился за пленницей. Хороший у него подвал, сухой, глубокий, вентиляция здесь хорошая, летом – приятная прохлада. Но все-таки Асе здесь плохо, и он прекрасно это понимал.
А ведь она действительно убила своего бывшего мужа, Макс об этом говорил. И деньги он у нее забрал все до копейки. В розыске она, куда ей бежать. Да и забор у него и впрямь высокий, к тому же колючий кустарник по периметру растет. Да и собаку спустить с цепи дело не хитрое…
– Как насчет экскурсии по моему дому? – стесняясь добрых своих намерений, спросил он.
– Я с удовольствием! – с заметной наигранностью обрадовалась Ася.
– Пошли. Только не дури. Я хоть и без ноги, но ударить могу очень сильно. Не хотелось бы тебя пришибить, – сказал Юрий.
И Ася тут же зацепилась за его слова:
– Почему?
– Потому что команды не было тебя убивать.
– А может, вам просто скучно здесь без меня? Живете здесь бобылем.
– Почему бобылем? Может, баба у меня есть?
– Нет у вас никого, – проницательным взглядом посмотрела на него Ася. – Была бы баба, она хотя бы раз спустилась глянуть на меня.
Юра повернулся к женщине спиной, поглядывая через плечо, вышел из подвала и уже с веранды позвал ее за собой.
Макс привез Асю поздно ночью, с повязкой на глазах, и, пока Юра освобождал кладовку, держал пленницу в машине. В подвал ее спускали без повязки, через крытую веранду, а в дом перед этим не заводили. И сейчас Юра не стал запускать ее в дом, он позвал ее за собой во двор. По широкому полотну отмостки завел ее за дом и показал вольер, за толстыми прутьями которого бесновался Тамерлан, с угрожающим рычанием клацая на нее зубами.
– Мамочки!
Ася не желала любоваться этим зрелишем, повернула назад и семенящим шагом, пальцами сжимая уголки своего воротника на кофте, вернулась обратно, поднялась на крыльцо. Но на веранду заходить не стала.
