Он позвонил Маше и коротко бросил:
– Жди…
Едва отключил связь и стал прятать свободной от руля рукой телефон в карман, как трубка запиликала. Андрею хотелось, чтобы из двух людей, знавших его номер, позвонил не Флеммер. И обрадовался, когда понял, что угадал.
– Андрей Петрович?
– Да, это я, Гера.
– Имя человека, который вас интересует – Хорьков Владислав Антонович. На данный момент местонахождение его неизвестно. Кстати, в деле он не проходит как подозреваемый. В тот момент у оперативников были лишь скромные подозрения на то, что этот человек причастен к совершению известного вам преступления. Его проверяли на причастность, потому что такие подозрения бывали до этого уже трижды. Один и тот же почерк – встречает женщину в темном месте, грабит, потом пытается изнасиловать. Но тогда ничего доказать не смогли.
– Любого кадровика узнаешь по поставленной речи, – похвалил милиционера Андрей. – Гера, а где и когда это чмо родилось?
– Восьмое февраля тысяча девятьсот пятьдесят девятого года. Место рождения – рабочий поселок Ордынское, улица…
Ордынское?! Ах, ну, да… Что в этом удивительного? Было бы более странно, если бы он был родом из Мурманска. Где живем, там и гадим. Принцип законченного отморозка.
– Вы записали?
– Я никогда ничего не записываю, Гера, – разочаровал милиционера Мартынов. Прижимая телефон к уху плечом, он уверенно вел машину к Оперному театру. Это лучшее место для того, чтобы звонить Метлицкому, держа под контролем вход в его учреждение. Впрочем, не столько вход, сколько – выход. – Прощай, Герасим.
– Я не Герасим, я – Георгий.
Андрей Петрович вздохнул:
– И все-таки, Гера, я тебе настоятельно советую быть Герасимом. И помнить о том, что всегда найдется Муму, которая расскажет какому-нибудь писателю историю, как она чудом выжила. А кто, по-твоему, еще мог поведать Тургеневу о подлости дворника? Не сам же дворник…
– Андрей Петрович, вы обещали… – сквозь крошечные отверстия в трубке на Мартынова хлынула волна страха от понимания собственной глупости. – Я вам поверил…
– Ну, ну, не напрягайся, Герасим, – уже не сдерживая пренебрежения, по-приятельски бросил Мартынов. Он не любил ментов, а ментов продажных, в отличие от первых, просто ненавидел. – Просто я хочу заручиться твоей готовностью помочь мне тогда, когда у меня возникнет такая необходимость. Я ведь могу звонить тебе в любое время дня и ночи, не опасаясь, что ты больше не уснешь, Герасим?
Мартынов умел покупать дорогие вещи. И не боялся за них переплачивать. Он был не настолько богат, чтобы приобретать вещи дешевые. Хорошая вещь служит всегда долго. Как костюм от Francesco Smalto.
Глава 14
Сидеть в номере Маше порядком надоело. За два с половиной часа она изучила инструкцию пользования телефоном наизусть. Потом принялась листать телепрограммы, беспрерывно щелкая пультом. Поняв, что смотрит на экран, а думает об Андрее, откинула «лентяйку» в сторону.
О том, что Мартынов, возможно, женат, и сейчас его где-нибудь в Орегоне дожидается миссис Мартенсон, она подумала в их первую ночь. Утром он уснул, а она, перебирая его волосы, увидела на полу портмоне. Нисколько не таясь – она уже имела на это право, Маша подняла его и принялась, лежа рядом со своим мужчиной, осматривать. Тугая пачка долларов, пластиковые перегородки, за прозрачностью которых таились две фотографии. На них, старых и истертых, были лица пожилых мужчины и женщины. Родители? Еще был десяток визиток, где Мартынов значился журналистом в какой-то компании «Северная звезда» и красные корочки с затертым тиснением. Она так и не смогла разобрать буквы, пока их не раскрыла. «Мастер спорта СССР» – значилось на них, и стояла дата – «15.04.1977 г.». Боже мой, он стал мастером спорта в день ее шестилетия…
Телефон заиграл мелодию Морриконе из «Крестного отца». Интересно, это корейцы программировали или наши умельцы?
– Машенька, я еду к тебе.
Она улыбнулась и совершенно неожиданно для себя сказала:
– Я люблю тебя.
Сказала и испугалась. С ее языка уже срывалась просьба ехать побыстрее, но он, язык, решил по-своему.
В трубке висела тишина. Испугавшись еще сильнее, она убрала телефон от уха и посмотрела на символы на табло. Нет, он не отключил связь, связь между ними по-прежнему была.
– Андрей…
– Я скоро буду, – выдавил Мартынов и теперь отключился по-настоящему.
Господи, как это могло произойти?!
Мягко отпружинив от упругого матраса, она вскочила и подхватила телефон. Посмотрела по сторонам и нашла ему место. Вот здесь, между вазой с искусственными цветами и панорамой города, вправленной в рамку. Это место на тумбочке. Теперь останется лишь нажать кнопку записи, и их встреча на пороге останутся с нею навсегда. И так она будет делать до тех пор, пока не закончится пленка. Потом она купит другую и будет снимать каждую из тридцати тысяч минут, что осталось им быть вместе.
Она не успела сесть на диван, как раздался стук в дверь. Маша усмехнулась. «Я еду к тебе»… Он звонил ей от входа в гостиницу. Это в его стиле.
Пленка начала отматывать первые сантиметры встречи…
Метнувшись к двери, она настежь распахнула ее и тут же получила удар по лицу. Чувствуя, что перед ней поплыло изображение и она падает, Маша повалилась на спину и ударилась головой о дверь ванной комнаты.
Сознание еще было при ней, когда перед лицом мелькнула какая-то тень и она, даже не крича, свернулась на полу калачиком. Ее никто никогда не бил. Тем более, не бил ногами в живот. Она не верила в происходящее, но поверить в него заставляли новые удары. Перед лицом стоял запах грязных носков недельной носки, и женщине стало плохо. Понимая, что рвоты не избежать, и стыдясь этого, она, приняв очередной удар, перевернулась на другой бок. В последний момент она почему-то подумала о том, что, с того момента как она впервые увидела своего Андрея, от него всегда пахло свежестью и дорогим одеколоном. И еще вспомнила о его гипертензии. Ему нельзя нервничать и волноваться.
Внезапно тяжелое дыхание над ней прекратилось и сменилось возней. В уплывающем Машином сознании сложилось впечатление, что этот бушующий молот кто-то остановил.
– Может, трахнуть? Тащи ее!..
И, последнее, что услышала она:
– Застегни штаны, идиот! Вот идиот, а?..
И свет померк…
Отключив телефон, Мартынов опустил руку и почувствовал, как к голове приливает кровь.
Напряжение прошло, и он снова вынул трубку. Вялыми движениями распахнув портмоне, он вытянул из-за корочки клочок бумажки. Втыкая тяжелый взгляд то в него, то в телефон, он набрал номер и вернул бумажку на место.
– Метлицкий, слушаю.
– Роман Алексеевич, это Мартынов.
