В тот вечер мы просидели почти до часа ночи. И когда он повез меня домой, я впервые пожалела, что сегодня ночью дочь остается у меня вместе с мамой и я не могу пригласить моего сослуживца подняться ко мне на чашку кофе. Потом были еще встречи, пока однажды мы не выехали на совместное задание. У нас были сведения, что с группой наркоторговцев границу должен перейти связной группы террористов, которые действовали в наших северных районах. Нам поручили его вычислить.
Не стану рассказывать, как в течение трех суток вместе с пограничниками мы ждали эту группу на границе. Было холодно, тревожно и очень неуютно. Ну а потом появились эти ребята. Нас было только восемь человек, а их оказалось больше двадцати. Выяснилось, что наш информатор неправильно сообщил. Террорист шел не с двумя контрабандистами. А с группой в двадцать человек. Как говорят в таких случаях, почувствуйте разницу. Но мы обязаны были остановить эту группу. И мы их остановили. Из наших восьмерых погибли трое. Еще двое, в том числе и Ариф, были ранены. Из двадцати прорвавшихся погибло четырнадцать. Остальных мы задержали, включая нашего связного террористической группы. При этом Ариф заслонил меня от пули, успев оттолкнуть в тот самый момент, когда в меня почти в упор стрелял один из контрабандистов. Пуля попала ему в плечо. А я застрелила негодяя, вернув ему долг за своего друга.
Ариф пролежал в больнице больше месяца, и все тридцать два дня, которые он там находился, Кафаров не разрешал мне навещать моего друга, который фактически спас мне жизнь. Мне дозволялось только звонить ему по мобильному телефону и молчать. Мы уже научились узнавать друг друга по дыханию, ничего не произнося, мы разговаривали друг с другом. Так продолжалось достаточно долго. А потом его выписали из больницы, и через сутки я позвонила ему, чтобы встретиться. И, уже не сдерживаясь, поцеловала его в губы. Кажется, он был готов к моему порыву, так как не только не удивился, но и ответил более долгим поцелуем. А потом мы поехали в гостиницу и сняли там номер. Грубо нарушив все мыслимые правила конспирации. Но в тот момент нам было наплевать и на все правила конспирации, и на все строгие запреты Микаила Алиевича. Мы наслаждались нашим общением, и нам было хорошо.
Конечно, мы понимали уязвимость нашего положения. И прекрасно сознавали, что не имеем права продолжать наши встречи. Но мы были свободными людьми, и останавливаться нам просто не хотелось. И тем более прекращать наши отношения. Поэтому мы продолжали встречаться, понимая, что рано или поздно об этом узнает полковник Кафаров, и ему могут не понравиться наши отношения.
Когда меня отправили дежурить в детский садик, Ариф дежурил в другом детском саду под видом оператора интернет-компании, который проверял состояние компьютерной связи. Если вспомнить, то все ждали нападения именно в его детском саду. И я больше всего волновалась за Арифа и его команду. А оказалось, что самым уязвимым местом был наш детский садик, куда послали дежурить меня. А нападавших оказалось двое. И Ариф перепугался более других за меня, считая, что я могу не справиться. Ведь у меня была маленькая дочь, а вокруг были дети, и он справедливо боялся, что я не смогу стрелять в таком окружении. Чтобы не подставлять детей под выстрелы негодяев. И в тот вечер он приехал ко мне домой, хотя мама с дочерью и со своей сестрой, моей тетей, были в нашей квартире. Нарушая все правила конспирации, он поднялся к нам и позвонил в дверь. А когда я вышла, молча обнял меня, и мы простояли так довольно долго, пока моя мама не открыла дверь, выходя на лестничную площадку, чтобы выяснить, почему я не возвращаюсь в квартиру.
Ариф признался мне, что потребовал у Кафарова разрешить ему лично участвовать в освобождении детского сада, когда узнал о том, что я оказалась в числе заложников. Полковник ему, конечно, отказал. И самое неприятное, что наверняка заподозрил нас в неформальных отношениях. После отъезда Арифа мама как бы невзначай заметила мне, что этот молодой человек ей понравился. Она была достаточно тактичной женщиной и не стала меня расспрашивать — кто он такой и как долго я с ним знакома. Просто заметила, что ей понравился этот молодой человек, прекрасно понимая, что я не смогу долго молчать и обязательно расскажу ей о наших встречах.
Я честно продержалась два дня, а потом рассказала маме о моих отношениях с Арифом. Ей понравилось, что он никогда не был женат, что знает о моей дочери, что относится ко мне с таким уважением и любовью. Конечно, я ничего не сказала ни о моей работе, ни о моем «героизме» в детском саду, ни о ранении Арифа, который спас меня несколько месяцев назад на северной границе. Мне не хотелось нервировать маму. Но даже то, что я ей рассказала, было грубым нарушением наших служебных инструкций. Хотя какие могут быть служебные инструкции, когда ты хочешь поделиться со своей мамой и рассказать ей о встречах с молодым человеком! Когда мы бываем очень молодыми, нам все еще кажется, что мы все знаем и понимаем лучше других. А когда нам исполняется тридцать, мы начинаем сознавать, что в нашей жизни присутствует друг, единственный и самый надежный друг, с которым мы можем обсудить все радости и печали своей жизни. Жаль, если в такой момент вы оказываетесь одни и только тогда начинаете сознавать, кого вы потеряли в своей жизни.
Глава 15
На следующий день у нас должна была состояться конференция. Больше всего я боялась, что Яков Аронович почувствует мое состояние. Сразу двое погибших членов нашей группы окончательно выбили меня из нормального состояния. Хотя нет. Даже не так. Мне было больно и страшно за них. Нет, я не боялась за себя. Я больше беспокоилась за Арифа. И понимала, что Гольдфарб может почувствовать мое состояние. Несколько раз мы с ним вместе приезжали на конспиративную квартиру, чтобы он более подробно ознакомился с документами и чертежами, которые он сам не разрешал привозить в отель.
Честное слово, это была такая наука, о которой я даже не мечтала. Нужно было слышать и видеть, как подробно он анализировал предстоящий конкурс, какие точные и конкретные советы давал по организации охраны всего мероприятия и проверки прибывающих на концерт артистов и сопровождающего их персонала. Особое внимание следовало уделить и этим сопровождающим, ведь среди них мог затесаться кто угодно под видом журналиста, гримера, массажиста, визажиста, оператора, продюсера или нанятого для поездки телохранителя.
На конференцию мы отправились уже в сопровождении двух сотрудников охраны. Гольдфарб их, конечно, сразу заметил. Невозможно было не заметить этих двух мрачных костоломов, которые прошли за нами в конференц-зал. Некоторые из наших литературоведов недовольно косились на них, не понимая, что здесь делают эти двое. Во время конференции я сидела рядом с ним. Яков Аронович надел наушники, чтобы слушать выступавших на английском языке, словно не владел этим языком. Хотя он особенно не афишировал, что хорошо говорит и по-русски. Честное слово, я бы не удивилась, узнав, что он в совершенстве владеет и турецким языком, а значит, понимает и азербайджанский. Он поражал меня каждый день не меньше, чем раньше поражал Микаил Алиевич. Вообще, эти аналитики могли бы сделать честь любой спецслужбе мира. Хотя почему «любой». Один работал еще в знаменитом Первом управлении КГБ СССР, а второй и сейчас работал аналитиком МОССАДа. А эти две организации — КГБ и МОССАД — входили в пятерку самых лучших спецслужб мира. Может, даже в тройку, если добавить британскую разведку. У ЦРУ было слишком много провалов, а китайцы в прошлом веке работали не столь эффективно. Может, еще и восточногерманская разведка под руководством Маркуса Вольфа, работа которой уже давно считается наиболее идеальной во всем мире. Но Вольфу и его людям было работать гораздо легче. Их главными противниками были такие же немцы, как и они сами. Зачастую разделенные семьи или два родных брата, находящиеся в разных государствах. Все помнили, как Вольфу и его службе удалось внедрить в ближайшее окружение западногерманского канцлера Вилли Бранда своего человека, из-за чего карьера многообещающего политика рухнула в одночасье.
