Лена Стронг вслух рассмеялась.
– О, он чудо, Дэйнел! Какая теория! Если бы она была правильной!
Двер поднес руку к голове. Дрожь водяного колеса казалась напряженной и неровной.
– Ну? Так в чем же правда? – раздраженно спросил он и уставился на лицо Озавы. Тот ответил, кратко подняв глаза к небу.
– Не может быть, – прошептал Двер.
Он почувствовал странную отчужденность, отвлеченность.
– Тогда все кончено, и я лишился работы – так?
Двое людей подхватили его под руки, когда Двер понял, что лишился того, что заставило его прийти сюда, удерживало в сознании, – долга.
Галакты. Здесь, на Склоне, подумал он, когда его несли по коридору. Он наконец настал. Судный день.
Больше ничего нельзя сделать. Что бы он ни делал, все это безразлично.
Очевидно, мудрецы с этим не согласны. Они считают, что судьбу еще можно отвратить или по крайней мере смягчить.
Лестер Кембел и его помощники готовят планы, понял Двер на следующее утро, когда снова встретился с двумя людьми, на этот раз на берегу горного озера, окруженного лесом. Даже на плотине росли деревья, смягчая ее грациозные очертания и помогая прочнее связать структуру с местностью. Лежа на элегантной деревянной скамье, Двер отпивал прохладный напиток из кубка урского стекла, глядя на двух послов, которые были направлены специально для встречи с ним.
Очевидно, руководители землян ведут сложную, многоуровневую игру, уравновешивая интересы отдельных рас с пользой для всей Общины. Грубоватую, с открытым лицом Лену Стронг, по-видимому, эта двусмысленность не смущала, в отличие от Дэйнела Озавы, который объяснял Дверу различное отношение рас к тому факту, что вторгшиеся чужаки – люди.
Хотел бы я, чтобы Ларк задержался. Он помог бы разобраться во всем этом. Даже после ночного сна Двер соображал туго.
– Я все же не понимаю, что делают авантюристы люди здесь, во Второй галактике? Мне казалось, земляне – грубые невежественные дикари даже в своей собственной малой части Четвертой галактики!
– Почему мы здесь, Двер? – ответил Озава. – Наши предки прилетели на Джиджо спустя несколько десятилетий после открытия звездных перелетов.
Двер пожал плечами:
– Они были эгоистичными ублюдками, готовыми поставить под удар всю расу, лишь бы найти место для размножения.
Лена фыркнула, но Двер с задранным подбородком продолжал:
– Ничто другое не имеет смысла.
Наши предки были эгоцентричными мошенниками, сказал однажды Ларк.
– Ты не веришь рассказам о преследовании и бегстве? – спросила Лена. – О необходимости спрятаться или умереть? Двер пожал плечами.
– А как же г'кеки? – спросил Озава. – Их предки говорили о преследованиях. И теперь мы узнаем, что вся их раса была уничтожена союзом Наследников. Разве это не делает правдоподобным обвинение в геноциде?
Двер отвел взгляд… Никто из знакомых ему г'кеков не был убит. Должен ли он оплакивать миллионы, уничтоженные давным-давно?
– Зачем спрашивать меня? – раздраженно сказал он. – Разве то, что я скажу, что-то изменит?
– Может, и изменит. – Дэйнел наклонился вперед. – Твой брат очень умен, но он еретик. Ты разделяешь его веру? Ты тоже думаешь, что этой планете будет лучше без нас? Мы должны умереть, Двер?
Двер видел, что его проверяют. Как опытный охотник, он очень ценен для милиции – если ему можно доверять. Двер ощущал на себе их взгляды, испытующие, взвешивающие.
Вне всякого сомнения, Ларк глубже и умнее любого человека, знакомого Дверу. Его аргументы кажутся разумными, когда он страстно говорит о ценностях, больших, чем простое животное размножение, и уж, во всяком случае, гораздо более разумными, чем оптимизм Сары, основанный на математике и на “что если”. Двер по собственному опыту знал, что такое исчезновение вида – утрата прекрасного, которое никогда не будет восстановлено.
Может, действительно, было бы лучше, если бы Джиджо в соответствии с первоначальным планом оставалась нетронутой.
Но Двер знал и самого себя. Когда-нибудь он женится, если найдет подходящего партнера, и у него будет столько детей, сколько позволят жена и мудрецы; он будет пить горячее вино их любви, которое они дадут в ответ на его преданность.
– Я буду сражаться, если вы об этом спрашиваете, – сказал он негромко, может быть, стыдясь это признавать. – Если это потребуется для того, чтобы выжить.
Лена коротко удовлетворенно кивнула. Дэйнел негромко вздохнул.
– Сражаться, может, и не потребуется. Твои обязанности в милиции будут выполнять другие. Двер сел.
– Из-за этого? – Он показал на свои перевязанные ноги и левую руку. Бинты с правой уже сняли. Средний палец уже не самый длинный – неприятная, но не калечащая ампутация, и рана быстро заживает под мазью треки.
– Я скоро выздоровею и буду готов.
– Я подхожу к этому, – кивнул Озава. – Нам ты нужен для выполнения трудного задания. И прежде чем я объясню, ты должен поклясться, что ни слова не скажешь ни одной живой душе, особенно твоему брату.
Двер смотрел на этого мужчину. Будь на его месте кто-то другой, он бы презрительно рассмеялся. Но он верил Озаве. И как ни любит Двер своего брата, как ни восхищается им, Ларк, несомненно, еретик.
– Это ради добра? – спросил он.
– Я в это верю, – искренне ответил старший. Двер тяжело вздохнул.
– Хорошо. Послушаем, что вы имеете в виду.
Аскс
Чужаки потребовали, чтобы им показали шимпанзе, потом удивлялись тем, что мы привели, как будто никогда таких не видели.
Ваши шимпы не говорят! Но почему?
Лестер ответил, что не знает. Конечно, шимпанзе способны выучить язык жестов. Но разве у них появились новые способности после того, как корабль “Обитель” улетел на Джиджо?
Возражение Лестера не произвело впечатления на чужаков. И на представителей других Шести тоже. Впервые я/мы ощутил что-то скрытое, обманчивое в манерах моего/нашего коллеги человека. Он знает больше, чем говорит. Но наш упрямый реук отказывается открывать больше.
И это не единственная такая тревога. Квуэны отказываются говорить о своих лорниках. Наши братья г'кеки откатываются от новости, что они последние в своем роде. И все мы приходим в ужас при виде того, как роботы чужаков возвращаются на базу, нагруженные усыпленными глейверами. Они похищают их в далеких стадах для анализа, проводимого в тех некогда веселых павильонах, которые мы предоставили гостям.
– Это и есть возвращение невинности, обещанное свитками? – спросила Ур-Джа, и сомнение, как пар, исходило из ее опущенного рыла. – Как может из преступления вырасти благословение?
