— То есть этот человек — муж Беатриче?
— Он был им, пока она не умерла. Бедняжка растаяла на глазах. Так вы знаете Комедию? Мессер Моне метал громы и молнии, когда до его ушей доходили пересуды о поэте, влюбленном в его жену. Он привык к тому, что все ползают на коленях у его ног, и вдруг кто-то посягает на его женщину, на его собственность, словно жена — это лошадь или дом. А ведь он очень ревнив, когда дело доходит до имущества. Если бы отношения Данте и моны Биче носили более плотский характер, он имел бы полное право убить поэта и свою жену, как поступил Джанчотто с Паоло и Франческой, и тем самым утешить свое ущемленное самолюбие. Но в данном случае между ними ничего не было, а убивать человека только за то, что он повсюду восхваляет красоту твоей жены, было бы странно. Вскоре у мессера Моне родилась дочь, которую назвали Франческа, однако его жена так и не оправилась от родов и вскоре умерла. Мессер Моне затаил обиду на Данте, и хотя сам он этого не признавал, однако именно он оказался одним из тех, кто немало поспособствовал принятию решения о том, чтобы поэта изгнали из города. Он всегда предпочитал действовать исподтишка, так как выходить на политическую сцену в открытую слишком опасно. Однако даже из-за кулис он может оказывать влияние на политику города, подкупая всех, кого пожелает. Среди черных гвельфов он самый черный из всех. Но в последнее время Комедия, которую написал Данте в изгнании, дошла и до нас. Сейчас во Флоренции известны только первая и вторая части этого сочинения. Не многим довелось ее прочесть, но прокатились слухи, что в тринадцатой песне Чистилища Данте намекает на то, что находится в таинственном союзе с пребывающей в раю Беатриче. Из-за этого мессер Моне так и пыжится от злости. Едва лишь кто-то заикнется при нем на эту тему, как он приходит в бешенство, и тогда посвящение в поэты тебе гарантировано. Он думал, что любовь женщины можно купить, что она твоя, словно та шпага, что тихо лежит в ножнах, пока ты ее не вытащишь, и тогда она вдруг оживает. Но есть вещи в мире, которых не купишь: любовь, жизнь, добрый друг, дар поэта, Святой Дух…
«Вот и во Флоренции, — подумал Джованни, — появились кандидаты на роль убийц, а ведь их и в других городах предостаточно. Однако теперь подключается ревность, любовное соперничество, зависть… Что же из этого настоящий мотив? Любовь к почившей жене? Для убийства слабовато, но в том, что касается исчезновения поэмы, вполне подойдет». Джованни помог менестрелю подняться и подал ему палку.
— Этот почтенный господин может быть спокоен: я прочел поэму, включая двадцать песен Рая, и там нет ни слова о земной любви. За несколько лет Данте и Беатриче смогли обменяться не больше чем парой слов, вся их любовь сводится лишь к нескольким взглядам. Оказавшись в раю, поэт смотрит на Беатриче, и она, наполняясь его любовью, становится все прекраснее, а он, постепенно привыкая к созерцанию ее красоты, поднимается с одного неба на другое. Чем выше они поднимаются, тем красивее становится Беатриче, наконец поэт уже не может выносить ее неземное сияние, красота его возлюбленной стремится к бесконечности.
— Но ведь и такая любовь встречается далеко не каждый день, — засмеялся менестрель. — Хотя кто знает, очень может быть, что я говорю это оттого, что на мою физиономию ни одна женщина ни разу не взглянула без страха…
— Думаю, что это не больше чем метафора, — ответил Джованни. — Данте изображает рай как царство вечной любви, где человек наполняется этим чувством до такой степени, что, оказавшись во власти неведомой великой силы, возносится на небеса и состояние чудесного опьянения красотой не покидает его ни на минуту.
Они медленно брели к реке. Бродячий поэт хотел отплатить Джованни за заботу, и вызвался быть его проводником. Сначала они направились за мост, к замку Альтафронте,
[52]
затем миновали Сан-Пьетро Скераджо
[53]
и оказались на площади. В самом ее центре красовался новый дворец приоров. Центр города действительно производил сильное впечатление: все улицы были вымощены камнем, всюду возвышались великолепные церкви, башни, дома, прекрасные арки казались плетеными кружевами. Путники прошли мимо старого дома Данте, что в Сан-Мартиро, сразу перед Каштановой башней. Потом они осмотрели церкви Святого Иоанна и Святой Репараты — ее как раз собирались расширять и уже устанавливали леса. Здесь они расстались. Поэт отправился по направлению к Орто-деи-Серви, а Джованни решил взглянуть на церковь Санта-Мария Новелла, а затем вернуться в гостиницу, что была у церкви Всех Святых.
Он понимал, что Флоренция — родной город Данте, тот самый, который породил великого поэта, а затем изгнал его. В этом городе находился монетный двор всей Европы, на нем держался весь мир. Джованни требовалось время, чтобы все обдумать, взвесить все факты и попробовать решить многочисленные загадки, которые не давали ему покоя, найти какое-то объяснение всему, что с ним произошло. Сначала это путешествие, в котором, как оказалось, не было ни малейшего смысла, затем эта нежданная встреча с Бонтурой… И много что еще: муж Беатриче, дом Данте, та самая церковь, у которой поэт с замиранием сердца ловил взгляды своей возлюбленной, хотя прекрасно знал, что она обещана другому. Будь то не Данте, а кто-то другой, он бы не стал так долго мучиться — забыл бы ее, и все. Или решил бы, что в жизни у мужчины есть масса возможностей, и все они более или менее равны, так что осуществление любой из них — всего лишь прихоть судьбы, изменить которую мы не в силах. И если одна из таких возможностей ускользнула, нужно отдаться в руки заботливого времени, которое сотрет из памяти несбывшуюся мечту и вместо одной преподнесет тебе сотни других. Ведь что такое любовь к женщине — не больше чем зов плоти, так что забыть ее — дело нетрудное.
Но его отец думал иначе. Тем, кто верил в то, что миром правит случай, он приготовил местечко в аду. Данте верил, что любовь и есть та сила, что движет Вселенной и всем, что в ней существует, что именно она приводит в движение звезды и планеты. Вся человеческая история пронизана любовью, и это не случайно. Думая так, Джованни вдруг вспомнил о Джентукке. Кто знает, не забыла ли она его… Он вдруг вспомнил, как потерялся в лесу по дороге в Равенну, и ему показалось, что он до сих пор блуждает по диким зарослям.
Тем временем взору Бернара и Даниеля открылся прекрасный вид на холмы Греции. Им представилось, что Керкира кокетливо прихорашивается перед тем, как показаться Посейдону, который заснул у ее ног. Копну ее зеленых волос расчесывал легкий бриз: красавица хотела предстать в последних лучах летнего солнца во всем великолепии. Солнце было повсюду: оно отражалось в море, и от каждого отражения разлетались яркие радостные искры.
Бернар вышел на палубу, сердце его было полно тревоги. Совсем скоро он получит ответы на вопросы, которые накопились за долгие годы. Он был уверен в том, что Даниель знает о Храме и о загадочных стихах гораздо больше, чем хочет показать. Ведь когда-то Дан был так близок к магистрам ордена, он просто не мог не знать о тайне; и все же Бернару никак не удавалось склонить его к разговору на эту тему, скорее, даже наоборот: едва заслышав о Храме, Даниель еще больше замыкался в себе. Такое молчание являлось неопровержимым доказательством того, что Дан что-то знает, и Бернар все больше убеждался в том, что его товарищ является хранителем секрета ордена и не должен открывать его никому, даже под страхом смерти. Подозрения крепли день ото дня: заводя разговор о тайне тамплиеров, несколько раз Бернар уже и сам был близок к тому, чтобы раскрыть свои карты, но в последний миг какая-то неведомая сила удерживала его от подобных откровений. Тогда он перешел на разговоры о Данте, желая посмотреть, как отреагирует Даниель; однако бывший рыцарь прерывал подобные разговоры, замыкался в многозначительном молчании или заводил речь о другом.
