Из отколовшихся от стены обломков образовалась своего рода лестница, ведущая к краю провала. Бернар попытался подняться по ней, но земля крошилась, точно крупа, и он вновь соскользнул вниз. Он потерял много крови и через несколько секунд снова услышал этот странный звук, словно кто-то пил жадными глотками…
— Когда твой отец обо всем узнал, он даже не стал меня слушать. Он сразу уехал и забрал тебя с собой… Я не любила его, но умоляла остаться, я очень боялась…
На глаза навернулись слезы: откуда в его расколотой голове вдруг всплыла эта история, так похожая на его собственную?
— Я получила все, чего хотела, но все вышло совсем не так, как я себе представляла. Через год мой возлюбленный вернулся ко мне, ревность пожирала его со страшной силой, однако он никому не раскрывал своих мыслей и чувств. Он избил меня, изнасиловал и убил.
Этого он не знал, откуда ему было знать? Но чей это голос? Может быть, это голос древнего оракула?
— Он бросил меня захлебываться в собственной крови, это была страшная агония, — казалось, она не кончится никогда…
Бернар вспомнил, что на поясе у него была привязана лопатка из Акры, он может достать ее, попробовать сделать ступеньки поглубже и подняться наверх.
— Твой отец уехал, чтобы рана, нанесенная его гордости, поскорей зажила. Он был ни в чем не виноват, ему нечего было искупать, кроме самого факта своего отъезда: ведь он поехал в Святую землю не для того, чтобы погибнуть за веру, как рассказывал всем вокруг, а для того, чтобы, найти выход своей злости.
«Да, я уже знаю, „на ненависти ничего не построишь“», — подумал Бернар.
— Он испытывал ко мне такое сильное отвращение, что взял и тебя с собой, чтобы отомстить мне. Он думал, что лучше умереть, чем жить со мной рядом, он не пожелал даже находиться со мной в одной стране.
Да, он и это знал, где-то внутри он это понимал, хотя никогда не показывал. Есть такие вещи, которые не обязательно проговаривать словами. Он нащупал рукой квадратный гранитный блок и подумал, что хорошо бы вытащить его и положить на ненадежную лестницу, чтобы не скользить. Он подобрал несколько валяющихся на полу сухих веток и принялся тереть огниво, чтобы разжечь огонь.
— Бернар, Бернар, — услышал он за спиной голос отца. Ему даже показалось, что он видит его: из горла старого рыцаря все еще торчала роковая стрела. — Бернар, как же я заблуждался…
Ему было трудно говорить с пробитой гортанью, поэтому из его рта раздавался только прерывистый хрип:
— Ты никогда не сможешь меня простить…
Наконец в воскресенье, через два дня пути, они прибыли в Болонью вместе с купеческим караваном. Вечерняя месса только началась. Маленький Данте тут же бросился в объятия матери. Бруно обнял Джильяту и Софию, Джованни же держался немного позади, любуюсь издали своей Джентуккой. Ему показалось, что она совсем не изменилась с тех пор, как они виделись в последний раз, а ведь это было так давно… Он не мог подобрать нужных слов, чувства переполняли его, унося за собой, словно стремительный поток горной реки. Однако Джентукка старалась избегать его взгляда и, когда ее сын занялся игрой с маленькой Софией, сразу направилась в сад. Джованни последовал за ней:
— Джентукка…
— Вон отсюда, подлец!
— Джентукка…
— Не приближайся ко мне, немедленно уходи, найди себе комнату, где пожелаешь, я не желаю тебя видеть!
— Прости меня, но я понятия не имел, где ты…
Она подняла с земли несколько камней и бросила один в его сторону. Джованни инстинктивно пригнулся и избежал удара только чудом.
— Джентукка, прошу тебя, поверь мне…
Она остановилась и обернулась. Теперь они стояли неподвижно, друг против друга.
— Я, конечно, знаю, что Ланселот — всего лишь герой рыцарского романа и все опасности, которые ему приходится преодолевать ради спасения Джиневры, супруги короля Артура, — обычная сказка для маленьких девочек. Я понимаю, что смерть Тристана от любви — не больше чем сомнительная легенда. Я не говорю, что тебе нужно биться с гигантами или умирать от тоски, потому что меня нет рядом. Но ты мог бы набраться храбрости, чтобы встретиться с твоим братом Филиппо не только ради спасения чести собственной жены, но хотя бы ради наследства собственной матери, от которого ты отказался из трусости. Возможно, и мои родители посмотрели бы на эту ситуацию по-другому, если бы ты приехал и поговорил с ними. Но ты прислал друга…
— Да, ты права…
Он сделал несколько шагов в ее сторону. Он просто умирал от желания ее обнять.
— Только посмей приблизиться ко мне, и я убью тебя! — закричала она.
Джованни остановился. Джентукка засмеялась:
— Вы только посмотрите! Да что ты за человек? Ты боишься даже меня… беззащитной женщины…
— Дай мне объяснить…
И он сделал еще один шаг.
Тогда она с яростью швырнула в него другой камень.
Джованни этого не ожидал: булыжник попал ему прямо в лоб. Он рухнул на землю, чуть было не потеряв сознание.
III
«Ууууу… Ууууу…» — завывал Цербер всю ночь напролет, и ему вторили души умерших… Несколько часов Бернар потратил на то, чтобы выбраться из пещеры оракула. В конце концов ему это удалось. Там, внизу, в лабиринте, он спал тяжело и беспокойно, его неотступно преследовали видения. Когда он оказался на поверхности, на улице было светло и очень холодно. Солнце в этих краях вставало поздно. В пещерах диких, потайных, крутилось у него в голове… Туман над равниной рассеивался. Бернар смотрел то вверх, то по сторонам: вид простирался до самых одиссеевых лугов, и елисейские поля выглядели именно так, как обрисовал их Спирос. Болотистое озеро, над которым никогда не пролетали птицы, и высокое течение Ахеронта были по правую руку от него. Он шел вдоль берега Коцита, направляясь к старому мосту. Что ищешь ты в горах, давно лежит в долине у Додоны… «Если я дойду до этого места, я заберусь на заветный камень, что возвращает зрение слепым и давно стал символом провидения и других сверхчеловеческих способностей. Путь этот такой сложный и долгий, что Гомер и Данте называют его дорогой на тот свет. „Все расскажу, что видел в те минуты“» — пришли Бернару на ум стихи Комедии, которая словно раскрывала перед ним двери и приглашала войти в таинственный мир. Сказать по правде, белых цветов не было и следа: стоял конец ноября. Наверно, души праведников выходят на свет из подземных жилищ только ранней весной. За мостом простирались необозримые просторы, бесконечные поля, покрытые инеем. Воздух здесь был серым и холодным, как стекло. Бернар был обеспокоен тем, что видел во сне, он вновь и вновь мысленно возвращался к словам отца и силился понять их смысл. «Ты никогда не сможешь простить меня…» Ему казалось, что он стоит на пороге какого-то открытия, что занавес вот-вот распахнется и он увидит мир таким, каков тот есть на самом деле. Но это ощущение длилось лишь долю секунды. Ведь так всегда: стоит только обернуться, как реальность тут же обрушивается на нас своей безысходной мощью, мгновенно стирая следы потустороннего: раз — и все знаки исчезли как не бывало.
