Наверное, дон Бинато и мессер Моне были правы. Притча о талантах прочитывалась теперь в ином, буквальном смысле. Наверное, они уже давно видели новые горизонты неведомых прежде ценностей, и старых за ними было не разглядеть. Видимо, единство христианского мира было и впрямь всего лишь мифом, — Европе никогда не стать одним целым. И мечте Данте сбыться не суждено. Борьба так и будет продолжаться, эта война не кончится никогда, эгоизм, жажда наживы и выгоды будут продолжать подпитывать себя самих, — это и есть история человечества, ее неизменная суть.
Когда Джованни вернулся в свою гостиницу, трактирщик с хитрой улыбкой сообщил, что наверху его ожидает молодая женщина.
— Она назвалась вашей женой, — сказал он и подмигнул. — Ради такого случая я могу предоставить вам комнату поудобнее. Она как нельзя лучше подходит для тайных свиданий, разница в цене совсем небольшая.
Джованни сразу же уплатил требуемую сумму, которая оказалась гораздо больше, чем он ожидал, и поднялся к себе.
— Прости меня, — сказала Джентукка, едва он появился на пороге.
Она ждала его возвращения, сидя на скромной постели, и теперь, когда он вошел, встала и подошла к нему.
— И ты меня прости! — откликнулся он. — А что это у тебя в руке?
— Вот. — Она разжала руку. На ладони лежал камень, на котором виднелись следы запекшейся крови. — Но это не для того, чтобы снова напасть на тебя. Все дело в том, что мой сын хочет видеть своего отца. Я много раз рассказывала ему о тебе, о том, как ты благородно повел себя в Равенне… Возьми. — С этими словами она протянула ему камень. — И скажи, был ли ты верен мне все эти годы?
— Конечно, — ответил он не раздумывая. — Эти годы пролетели, как будто прошло всего несколько дней, и все это время я жил так, словно знал, что однажды мы снова встретимся. Я был настолько в этом уверен, точно думал о прошлом, а не о будущем, казалось, все это уже было, где-то там, давным-давно. Наверное, воспоминания о тебе были слишком сильны, и это давало мне надежду. Я даже не знаю, как такое возможно, и это пугало меня. Бывали моменты, когда я чувствовал слабость и увлекался какой-то женщиной, я хотел увидеть в ней тебя, но тут же начинал мысленно обвинять ее в том, что она — не ты. Все эти годы жил в ожидании нашей встречи, и теперь этот день настал, и жизнь моя обрела смысл.
Но пока он произносил эти слова, губы Джентукки оказались настолько близко, что ничего уже было не разобрать. Какое-то мгновение они стояли вот так, оцепеневшие и ни в чем не уверенные, и смотрели друг на друга — настолько близко, что лица расплывались и их было уже не различить, но все же еще слишком далеко. Наконец сомнения развеялись, они бросились в объятия друг друга и почувствовали, что этот поцелуй был предначертан свыше и существовал задолго до них самих: что было суждено — исполнилось, и им показалось, что само время остановилось.
Девяти долгих лет словно не бывало.
И каждое мгновение переживалось ими, будто впервые.
Вскоре Джованни и его жена отправились в Пистойю, чтобы проводить Чечилию и продать дом. Потом они поехали в Лукку, чтобы и там распродать оставшееся семейное имущество. Их не было несколько месяцев, все это время их сын Данте находился в доме у Бруно и Джильяты. Вернувшись, они купили в Болонье новый дом. Джованни и Бруно открыли небольшую больницу, немного напоминавшую арабские: в ней было несколько лежачих коек, на которых больные могли отдыхать после лечения. Таких заведений в Европе было совсем мало. Их больница быстро приобрела в городе хорошую славу, врачи университетского квартала стали завидовать друзьям — им даже объявили бойкот, однако непонятно, кто от этого выиграл. Постепенно вокруг заведения сформировался круг постоянных клиентов, которые были весьма довольны услугами новой больницы.
Джентукка забеременела и была совершенно уверена, что ждет девочку. Она уже даже придумала ей имя — Антония.
VII
Всю дорогу Эстер провела перед зеркалом: то пудрилась, то поправляла волосы… Плавное покачивание повозки утомило ее сыновей, и они быстро заснули. Вместе с ними в повозке ехали еще две девушки: они были моложе, чем Эстер, и детей у них не было. Они сидели на своих пожитках и тоже смотрелись каждая в свое зеркальце, доставая из дорожных шкатулок то пудру, то румяна. Мужчинам нравились светлые лица с легким жемчужным оттенком, так что они изо всех сил старались добиться нужного эффекта. Между собою они переговаривались полунамеками, так чтобы дети Эстер не могли понять, о чем идет речь. Все трое очень волновались. Еще бы — как резко изменится теперь их жизнь! Они наконец выберутся из этой грязи и перестанут прислуживать всем подряд. Говорят, что вилла, где они будут жить, ни в чем не уступит королевскому дворцу, там даже есть водопровод. Ее владелец невероятно богат, так что на новом месте им будет очень хорошо. Они даже смогут пользоваться всеми благами, что и богатые синьоры-хозяева: есть настоящую дичь, пить дорогое вино, а кроме того, им дают гарантию, что в случае болезни будут приняты все необходимые меры…
— А какой-такой болезни, мама? — спросил младший сын Эстер, который думал, что его мать работает сиделкой.
— Ты можешь заразиться ужасной болезнью, и у тебя раздует живот, — засмеялась одна из девушек.
— Водянкой? — спросил тот, что постарше.
— А что бывает, когда болеешь водянкой? — не унимался младший.
— У тебя в животе заводится зверушка, которая все время скребется и хочет вылезти наружу, — ответила Эстер и принялась его щекотать.
Под вечер они прибыли на виллу. Даниель слез с лошади и открыл дверцы повозки. Он помог им выйти, и они оказались в саду. Виллу окружал большой парк, за ним виднелась крепостная стена, на которой располагались многочисленные посты охраны.
Синьор Бонтура вышел им навстречу, за ним следовало несколько слуг. Он внимательно осмотрел женщин с головы до ног, словно мясник, которому только что принесли с бойни новые туши. Закончив осмотр, хозяин довольно улыбнулся. Он сделал знак, слуга подозвал детей и куда-то увел.
— Отдохните с дороги, — произнес он, и девушек провели в предназначенные для них покои. Слуги принялись разгружать повозку.
— Ну что, Дан, старая кляча, как поживаешь? — спросил синьор Бонтура.
— Доволен товаром? — произнес в свою очередь француз.
— А ту, что с детьми, зачем привез?
— А ты отведай, тогда сам поймешь, чего она стоит.
Бонтура безудержно расхохотался и с силой похлопал Дана по плечу:
— Что будешь делать? Пробудешь у нас какое-то время?
— Мне срочно надо в город: начальство ждет. Есть там одно неотложное дельце, надеюсь, что сегодня же обернусь. Вели-ка мамаше Потта приготовить мне яйца всмятку, конечно, если ты не против со мною отужинать. Сегодня я с удовольствием уступлю тебе тех, что помоложе. Если хочешь, и детей забирай. — И оба они рассмеялись удачной шутке. — В последнее время я так много работал, что заслужил хороший отдых, — сказал Даниель.
