— Караул! На помощь!
Грабителей было не трое, а больше. Поодаль в темноте прятались по меньшей мере еще двое. Они растопырили руки, пытаясь схватить беглянку, но Люба увернулась и от одного, и от другого.
Бежала она не так, как обыкновенно бегают женщины — неловко вихляя бедрами и отбрасывая ноги.
Бывшая циркачка задрала подол выше колен и отстукивала по булыжнику каблуками со сноровкой спортсмена, рвущегося к финишу.
— Помогите! Сюда-а-а!
Не по зубам разбойникам оказался и человек-змея. Он изогнулся, обхватил усатого налетчика за голову и с резким выдохом швырнул через себя. Тот смачно приложился о камни и в дальнейших событиях не участвовал.
А события разворачивались стремительно.
Аспид ударил квадратного человека носком ботинка по руке, выбив нож.
— Держи его! — крикнул железнозубый.
Из черного зева подворотни выскочили еще двое в кепках, молча кинулись на мима. Бежать ему теперь было вроде бы некуда: трое спереди, трое сзади. Но Аспид убегать не стал. Он вскочил на водосток. Быстро перебирая руками, начал карабкаться вверх по стене двухэтажного дома. Моментально оказался наверху, перевалился через край крыши и исчез.
— Вот зараза! — плюнул квадратный, подбирая нож. — Сёма и ты, Штурм, через чердак на крышу!
Остальные бандиты молча, сноровисто рвали с оцепеневшего Селена одежду.
Не прошло и пяти минут, как по проспекту со стороны клуба прибыла спасательная экспедиция.
Впереди, показывая путь, бежала Люба. За ней семимильными шагами громыхал огромный Мефистофель, на его правом кулачище сверкал шипами стальной кастет. Далее с воинственными криками поспешала целая толпа мертвецов, привидений, исчадий ада. Всякий нормальный налетчик, узрев этакую страсть, закрестился бы и навсегда отрекся от своего грешного ремесла.
Но бандитов на месте преступления уже не было, они растаяли в том же ночном тумане, что их породил.
Под фонарем, стуча зубами не столько от холода, сколько от нервов, стоял раздетый донага Селен. Из туалета на нем осталась лишь висельная веревка вокруг шеи.
— По. Мо. Ги. Те, — раздельно, в четыре слова сказал поэт и заплакал.
Темная подворотня. В ней совсем ничего нельзя было бы разглядеть, если б из двора не просачивался слабый электрический свет — там над подъездом горит лампочка.
Запах кошек. И еще дорогого табака. Это бедно одетый человек, нетерпеливо прохаживающийся взад-вперед, курит папиросы «Люкс». Достал из кармана часы с фосфоресцирующими стрелками. Вздохнул.
На улице послышался звук торопливых шагов, в подворотню вошла целая группа людей очень подозрительной наружности. Мирный обыватель, столкнувшись с такой компанией в темной подворотне, напугался бы, но курильщик, наоборот, обрадовался.
— Ну что, братья-разбойники? Докладывай, Саранцев. Можешь закурить и докладывай.
— Благодарствуйте, ваше благородие. — Невысокий, плотный Саранцев зажег папиросу. Блеснул железный зуб. — Похвастать нечем. Виноват. Вели от выхода троих, согласно описанию. Я обрадовался: все вместе, удобно потрошить. Только рано радовался. Актерка удрала, это б еще полбеды. Плохо, что вертлявый по стене, как таракан, ушел, не догнали. Здорово дерется, сволочь. Взяли только патлатого. С него сняли всё, даже подштанники. — Старший филер обернулся. — Давай барахло!
Разложили добычу прямо на камнях, стали осматривать и ощупывать, светя в три фонарика. Ротмистр Козловский заглядывал сверху.
— Нет пластины?! — Он коротко, звучно выругался — подворотня подхватила бранное слово и обрадованно перекатила его под сводом. — Значит, мим. Актерка вряд ли — Романов ее не подозревает. То-то этот Аспид от вас удрал! Давайте, ребята, время дорого. Добудьте настоящее имя, адрес и прочее. Живее, живее, мать вашу!
Из подворотни бегом высыпались люди. На улице, где только что было пусто, откуда-то взялись сразу два автомобиля. Они стояли с потушенными фарами, но при этом урчали моторами.
Одна машина с ревом погнала в сторону Невы, другая, развернувшись, поехала к Большому проспекту.
Дальний конец Васильевского острова, близ Галерной гавани. Затрапезная улица, на которой нет даже газовых фонарей. Но уже светает, в сизой мокрой дымке блестят железные крыши двух-трехэтажных домов с обшарпанными стенами. Окна с задвинутыми занавесками похожи на закрытые глаза. Всё здесь спит глухим, предрассветным сном и просыпаться не хочет.
Прыгая по ухабам разъезженной мостовой, к дому номер 8 подкатило черное авто. Оно еще не остановилось, а с подножки уже соскочил молодой человек в нелепой желтой блузе и шляпе с пером. Дверь подъезда сама распахнулась ему навстречу.
— Наконец-то, — сердито проворчал Козловский. — Утро скоро… А ты, Мельников, езжай, не торчи тут. Встань вон за углом.
Это было сказано шоферу, высунувшемуся из окошка. Тот козырнул, отъехал.
Проводив Алину Шахову до дома и дождавшись, пока горничная из окна подаст условленный знак «объект прибыл», прапорщик, как было велено, вернулся на съемную квартиру, выполнявшую роль наблюдательного пункта и штаба. Там его ждала телефонограмма.
«Прапорщику Романову. Немедленно прибыть в Галерную гавань. Адрес у шофера. Ни в коем случае не переодеваться.
Ротмистр Козловский».
Алексей не потратил попусту ни одной минуты и никакого «наконец-то» не заслужил, но по князю было видно: человек на взводе, обижаться на такого нельзя.
Возбуждение немедленно передалось и Романову.
— Что тут? — жадно спросил он. — Мельников мне ничего не объяснил.
— А он, кроме адреса, ничего и не знает. Мне из отдела только что последние сведения доставили. Объясняю диспозицию и ставлю боевую задачу. Слушай.
Князь коротко рассказал о провале затеи с ограблением. Замысел был простой: инсценировать бандитское нападение, чтобы найти похищенную фотопластину. Если ее не обнаружится, значит, эту троицу из числа подозреваемых можно исключить. Поведение мима во время гоп-стопа наводит на мысль, что человек по прозвищу «Аспид» — агент высокого класса, с отменной реакцией и профессиональной подготовкой.
— Ребята сработали быстро, — торопливо досказывал ротмистр. — Установили и место жительства, и настоящее имя. Сергей Вольф, из балтийских немцев. Перед войной служил в цирке дрессировщиком. Мутный тип. Нигде подолгу не задерживается. Когда мы сюда прибыли, полчаса назад, свет в его окнах еще горел. Минут десять как потух… Без тебя вламываться не рискнули. Надо, чтоб он сам дверь открыл. А то улизнет через окно или еще как-нибудь. От этих ловкачей всего можно ждать. Видали, знаем. Я, правда, повсюду людей расставил, но лучше все-таки его культурно взять, без акробатики.
— Что это ты?
Прапорщик показал вниз. Во время рассказа князь как-то странно переступал с ноги на ногу. Алексей думал, от нетерпения или, может, хромая нога болит. Но взглянул — удивился. Козловский был в одних чулках.
