— Вся его семья, — сказала она. — Его родители, сестры, их дети. Он любил их всех, но после смерти его матери они редко виделись. Она была замечательной женщиной, хотя и достаточно необычной. Иностранка, как и я. Большую часть своей неуемной энергии он унаследовал от нее, а доброту от отца. Все они живут в Шропшире и редко приезжают в Лондон.
— Был ли кто-либо из них настолько близок с ним, чтобы знать о связи на стороне?
— Я написала им, но они ответили, что ничего не знают. Пожалуйста, расспросите их снова, если сочтете нужным, — был ее ответ. — А теперь вот его стол, и я предполагала, что найду документы в этом ящике.
Я увидел, что левая опора стола представляет собой один ящик, и когда он был выдвинут, верх его оказался металлическим. Он явно был необычайно тяжелым, но легко выдвинулся, катясь на скрытых внизу колесиках, свободно выдерживавших его вес.
— Стол сделан по его указаниям, — объяснила она. — Развлечение в его вкусе.
— Мастер на все руки?
Она засмеялась, вспоминая с нежностью.
— Нет. Ничуточки. Меньше всего из всех, с кем мне приходилось встречаться. Не помню, чтобы он хоть раз делал что-то своими руками, если не ел, не писал и не раскуривал сигару. Я подразумевала, что ему нравилось решать подобные задачи на свой вкус. Но претворение своих идей в реальность он поручал другим.
Я потянул крышку сейфа; он легко открылся. Внутри лежали пачки бумаг.
— Просмотрите их, если хотите, — сказала она, — но вы убедитесь, что это купчая на наш дом, страховые полисы и прочие документы, касающиеся наших домашних дел. Я тщательно их просмотрела, но проверьте и вы, если хотите.
— Может быть, позднее. Ящик был заперт или открыт, когда вы осматривали его в первый раз?
— Заперт. Ключ был у Джона в кармане. В морге.
— Есть еще ключ?
— Не знаю.
Я встал и несколько минут разглядывал ящик, сунув руки в карманы и размышляя. Пустая трата времени; ни намека на вспышку ослепительного наития, отгадки, которая покончила бы с тайной и облегчила бы жизнь всем. Я даже взвешивал всякие дурацкие возможности и отогнул ковер, проверяя, не спрятан ли под ним документ. Леди Рейвенсклифф невозмутимо наблюдала за мной.
— Я все тщательно обыскала, — заметила она.
Я внимательно вгляделся в нее.
— Знаю, — сказал я и впервые ей поверил.
Такой вывод любителя детективных историй не удовлетворил бы. Спросите меня, почему я решил, что она говорит мне правду, и я не смогу назвать сколько-нибудь убедительной причины. Ничто не изменилось с того момента, когда я мерил шагами улицы и наиболее вероятным счел прямо противоположное заключение. Попросту я так сильно хотел поверить ей, что мое желание преобразилось в реальность. Инстинктивное гадание на кофейной гуще, собственная заинтересованность — называйте как хотите. С этой минуты и дальше я действовал исходя из предположения, что моя нанимательница — честная, ни в чем не повинная женщина.
Однако она была не так уж благодарна мне за доверие и словно бы вообще его не заметила. Только указала на окно.
— Вот откуда он упал, — сказала она негромко.
Я подошел к высокому окну с подъемной рамой напротив стола. Огромное, футов десять в высоту, как обычно в подобных зданиях, оно почти достигало пола. Низ рамы был менее чем в футе над полом, а верх всего лишь в паре футов от потолка. Раму запирали две начищенные медные задвижки.
Я попробовал открыть его, но рама поддавалась туго, и поднять ее стоило немалых усилий и порядочного шума. Окно находилось высоко над землей, и, выглянув наружу, я увидел прямо внизу чугунную решетку из толстых заостренных прутьев.
— Какого роста был ваш муж?
— На пару дюймов ниже вас, — ответила она.
— И не атлетического сложения, насколько я понял.
— Нет. Отнюдь. Толстым он не был, хотя избегал физического напряжения. Незадолго до смерти он подумывал пристроить к дому сзади один из этих эскалаторов, чтобы избегать необходимости подниматься и спускаться по лестнице.
Я улыбнулся:
— Отличная мысль. Но я просто недоумевал, как он мог выпасть из этого окна. Если он споткнулся о ковер тут и наклонился, пытаясь удержаться на ногах (я изобразил это движение для наглядности), то должен был удариться головой о низ рамы. Бесспорно, самый неуклюжий человек успел бы ухватиться за край оконного проема.
Она теперь сидела в маленьком плюшевом кресле у камина, сжав руки на коленях.
— Не знаю, — ответила она печально. — Последнее время я редко поднималась сюда. А в тот вечер меня вообще не было дома, и вернулась я очень поздно. Меня встретили полицейские. Они сообщили мне о случившемся, и я сразу отправилась в больницу. Он уже умер. И сюда я поднялась только на следующий день.
— Окно было открыто?
— Нет. Кто-то из слуг объяснил, что закрыл его. Шел дождь, струи захлестывали внутрь. И он прибрал комнату, как делал каждое утро.
— В ней был необычный беспорядок?
— В зависимости от того, что вы подразумеваете под «необычным». Когда Джон дочитывал книгу, газету или вообще что-то, он просто бросал их на пол. Очень сомневаюсь, что он заметил бы, если бы комнату вообще не убирали. В этом доме он жил в угоду мне и так как считал, что человеку его положения следует жить именно в таком доме. Хотя, разумеется, это не так; придавай мы этому значение, то купили бы что-нибудь куда больше. Но он действительно не любил показной роскоши. У нас есть еще дом в Париже, купленный исключительно ради меня. Его абсолютно не привлекал дорогостоящий образ жизни, хотя он любил хорошую еду и вино. И еще море. Он всегда хотел жить возле моря, но это так и не сбылось. Мы планировали купить дом где-нибудь на побережье. Беда была в том, что мы спорили, где именно. Я хотела Биарриц, он — Дорсетшир. Как ни странно, он был очень простым человеком. Он бы вам понравился, дай вы ему такую возможность.
Последние слова были произнесены так тихо, что я еле их уловил.
— Вы полагаете, я ее не дал бы?
— Я полагаю, что, по вашему мнению, все бизнесмены жестоки и алчны по самой своей природе. Без сомнения, есть и такие, но, как подсказывает мне опыт, в целом они не лучше и не хуже, чем люди всех остальных сословий.
— Сколько человек было в доме в тот момент?
— Не больше двенадцати. Мой муж и слуги.
— И все, кроме вашего мужа, спали?
— Полагаю, что так. Хотя не сомневаюсь, что некоторые слуги позволяют себе вольности, когда за ними не следят. Но пока они хорошо выполняют свою работу, я подобным не интересуюсь.
Еще одно высказывание, заставшее меня врасплох.
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Потому что, будучи непотребным репортеришкой, вынюхивающим сенсации, я все еще не могу избавиться от мысли, что ваш муж не падал. Я слышал, что у него был жуткий страх высоты. Это правда?
