Но теперь я считал себя почти экспертом во всех финансовых вопросах. Слова и выражения вроде «временный сертификат на владение акциями» и «акции без специального обеспечения» срывались у меня с языка с той же легкостью, как и «нанесение тяжких телесных повреждений» и «оскорбление действием» всего несколькими неделями ранее. И, просто для верности, я уговорил пойти со мной Уилфа Корнфорда в качестве толмача. Я пришел с блокнотом, снова выдав себя за репортера; как Уилф проник на заседание, мне неизвестно. Помимо нас присутствовали с десяток других журналистов — само по себе примечательно, так как обычно подобные собрания привлекают одного-двух, — и по меньшей мере сотня акционеров. Последнее, как сказал Уилф, было беспрецедентно. Что-то, сказал он, заваривается.
И заварилось, хотя пока происходило, казалось столь же увлекательным, как собрание подкомитета в муниципалитете: сплошь внесение поправок и реплики из зала, так плотно упакованные в запутанные фразы, что их смысл несколько терялся. Номинальным председателем собрания был мистер Кардано, душеприказчик Рейвенсклиффа. Я подумал, что он хорошо себя проявил: выступил с краткой и совершенно пустой речью о превосходных качествах и способностях Рейвенсклиффа (речь, как я заметил, была встречена подозрительным молчанием), а после передал бразды Бартоли, который сидел слева от него с видом деланно нейтральным. Тогда этот джентльмен оттарабанил ежегодный отчет с такой скоростью, что вернулся на место всего несколько минут спустя. По достоинству я оценил лишь его последнюю фразу: «и ввиду отличного года и хороших перспектив на следующий мы рекомендуем увеличить дивиденды на двадцать пять процентов, до четырех фунтов и пенни на каждый номинальный фунт». Сел он под толику аплодисментов.
Далее последовали вопросы — хотя и не от журналистов, которым говорить не дозволялось (противоестественное положение вещей, что толкнуло их болтать между собой, выказывая свое недовольство). Когда распорядятся завещанным имуществом Рейвенсклиффа? Очень скоро, пообещал мистер Кардано. Может ли душеприказчик заверить акционеров в удовлетворительном состоянии финансов «Риальто»? Абсолютно; цифры доступны всем и каждому; в заверениях нет решительно никакой необходимости. А как насчет компаний, в которые инвестирует «Риальто»? По этому вопросу он не может дать ответ, вопрос должно адресовать означенным компаниям. Однако опубликованные ими отчеты предполагают, что дела у них идут успешно. И так далее и тому подобное. Голосовали по тому вопросу и по этому. Поднимались и опускались руки. Кардано временами бормотал «принято» и «не принято». Уилф ерзал на стуле. И наконец проголосовали за закрытие, и все встали.
Я постарался подобраться поближе к Кардано, но его окружили другие члены совета — почти как преторианская гвардия императора, и журналистам к нему было не пробиться. Подошел только один человек: когда он был всего в нескольких футах, Кардано посмотрел на него, на лице у него ясно читалось: «У меня получилось?» Человек кивнул, тогда Кардано расслабился и покинул зал.
Выходит, важная птица, но кто же он? Я не терял его из виду, пока его омывал поток пробирающихся к выходу. Правду сказать, ничего примечательного: средних лет, худощавый, короткие волосы, редеющие на макушке. Среднего телосложения. Ясное открытое лицо, ни бороды, ни усов. Смутная улыбка на благородных, красивых пропорций губах. Повернувшись, он отвесил полупоклон тучному старику лет семидесяти с круглым лицом и белыми усами-щеткой, выглядевшему как отставной подполковник пехотного полка, — привлекая к себе внимание в толчее, старик тронул его за плечо. Всего разговора я не расслышал, но уловил достаточно.
— Рад вас видеть, Корт, — пророкотал подполковник.
После они отошли за пределы слышимости. Мне бы очень хотелось послушать еще, но хватило и этого: фамилия обрела лицо. Теперь я знал, как выглядел таинственный Генри Корт. Мне он не показался слишком уж страшным.
Тут меня утащил Уилф, который вроде был сильно взволнован, и заявил — совершенно беспрецедентное проявление эмоций, — что ему надо выпить. Я и вообразить себе не мог его пьющим, не то что нуждающимся в выпивке, но кто я, чтобы отказывать?
— Ха! — сказал он, когда мы уселись в пабе за углом, излюбленном местечке людей из «Шредера» в послерабочие часы, но сейчас пустом. — Такая битва не скоро забудется!
Я озадаченно нахмурился.
— О чем это ты?
— О собрании, мой мальчик! В жизни ничего подобного не видел!
— Мы в одном зале сидели?
Он вытаращил глаза.
— Ты разве не видел, что там происходило?
— Я насмотрелся достаточно, чтобы упасть со стула от скуки, если ты об этом.
— Господи всемогущий!
— Ну? В чем дело? Что я пропустил?
— Нападение из засады, старина! Контрнаступление! Разгром сил противника! Разве ты ничего не понял?
Я затряс головой.
Уилф горестно вздохнул:
— Тебе это не по зубам, сам знаешь.
— Просто расскажи, — огрызнулся я.
— Ну ладно. Надеюсь, ты заметил, что совет директоров откупился от акционеров, заткнув им рот деньгами?
— Дивиденды?
— Они самые. Из баланса было очевидно, что реально поднимать выплаты следует всего процентов на десять. А они подняли на двадцать пять, и теперь им придется основательно залезть в резервы. Уверен, идея была заставить акционеров молчать до выплат — недель через шесть. Это кое-кого нейтрализовало, и ход был умный: с самого начала выбить у врага почву из-под ног. Но враги все наступали.
— Да? Как?
— А к чему, по-твоему, были все эти поправки, предложения и вопросы?
— Я понятия не имею.
— У одних, и их немало, акционеров появились подозрения, а другие хотят захватить контроль надо всем «Трастом». Они объединились — по всему Сити на прошлой неделе, наверное, встречи шли. Готов поспорить, была заключена некая договоренность, и они были уверены, что она продержится. Проголосовать за новое правление, потом внимательно проверить балансовые книги. После, возможно, распустить «Траст» и выплатить деньги. Не знаю. Значения это не имеет, потому что их победили.
— Правда?
— Правда-правда. Этот Кардано не дурак. Без сомнения, в отца пошел. Но там явно шли и другие дебаты. Двадцать пять процентов он контролирует как душеприказчик, и другие группы голосующих блокировали каждое предложение, зато проголосовали за то, чтобы отложить все решения до тех пор, пока не будет улажено завещание Рейвенсклиффа. Если хочешь знать мое мнение, довольно много акционеров голосовало в ущерб собственным интересам.
— И ты сейчас скажешь, что не знаешь почему. Вот уверен, скажешь.
— В точку. Но я выясню, так что помоги мне. Зато я могу сказать кто — ну по крайней мере про некоторых. Во-первых, банк «Барингс». Я не до конца сообразил, что к чему, но, похоже, банк аккумулировал пай приблизительно в пять процентов. Конечно, это только догадка. Но через несколько дней смогу получить подтверждение. Я даже не знал, что у них тут что-то есть. Они организовывали выпуск акций, но я полагал, что с тех пор давно уже продали свою долю.
