— Они купили что-то на следующий день после смерти Рейвенсклиффа, — сказал я, испытывая немалую гордость: ведь знал что-то, чего не знал Уилф. И в награду получил заинтересованный взгляд. — С чего ты взял, что это был «Барингс»? — не унимался я.
— Но ведь это было проявление силы, так? Сам Том Баринг явился голосовать. Мол, не лезьте, только время зря потратите. Так давалось понять.
— И кто из них был Том Баринг?
— Под семьдесят, лысеющий. Тот с орхидеей в петлице.
— Отставной подполковник, разговаривавший с Кортом?
— Кто такой Корт?
— Никто. Это не важно. А кто, собственно, этот Том Баринг?
— Один из клана Барингов. Исключительная личность. Знаю, о чем ты, когда говоришь про отставного полковника. Он как раз так выглядит. Но он один из лучших в стране экспертов по китайскому фарфору. Мне это, конечно, без надобности.
— Конечно. Так он большая шишка?
— Один из директоров. Разумеется, это уже не семейное партнерство. Банк преобразовали в компанию, когда лет двадцать назад его постигла катастрофа, но семья до сих пор имеет огромное влияние. А что до Тома Баринга, то он ленив. Действует безошибочно — когда его удастся растолкать, а это случается не слишком часто. Что он здесь появился, мощный знак. «Барингс» считает происходящее достаточно серьезным, чтобы Том бросил свой фарфор и приехал в Лондон присутствовать. Он так поступает, только когда дело жизненно важное.
— Застольная тема на многие годы, — заметил я.
— Вот-вот. Но нечего ерничать. Это еще долго многим не даст покоя.
— Так что, по-твоему, это значит?
— Понятия не имею. Только что пока за «Риальто» стоит «Барингс» и хочет, чтобы все это знали. Но очевидно, есть что-то еще. Кто-то пытался устроить переворот. Верховодил по большей части человек из «Андерсона»…
— Который тоже покупал акции «Риальто» сразу после смерти Рейвенсклиффа, — вставил я. И снова произвел впечатление на Уилфа, я был очень доволен собой.
— Но от чьего имени выступает «Андерсон», а? — спросил он.
— Как насчет того, кого выдвигали в председатели?
Уилф посмотрел презрительно.
— Пустышка. Лицо, ничего больше. Нет, друг мой, это кто-то еще. И долго он от меня ускользать не сможет. Вот увидишь.
Он забарабанил пальцами по столу. Странный огонек сверкал у него в глазах, когда он основательно отхлебнул из стакана.
— «Барингс» хочет ясно дать понять, что убежден — с «Риальто» все в порядке. Но поступает так, возможно, только потому, что прекрасно знает, что на деле что-то очень и очень не в порядке, и готов потерять свой пай, лишь бы это скрыть. А какой мотив может быть у банка для готовности потерять деньги? А? Вот ты мне скажи?
— Перспектива потерять еще больше денег?
Он потер руки.
— Ха, вот это будет интересно.
Ну и ну, подумал я, пусть докапывается. Я не собирался делиться с ним моим коронным знанием. Но я думал, что знаю, в чем тут дело. По сути, это было очевидно. Любое должное расследование «Риальто» выявит тот факт, что отчеты — липа и что из дочерних компаний были выкачаны миллионы. Но — и это было очень и очень весомое «но» — какой смысл? Разве это не простая оттяжка неизбежного?
Я неспешно пошел домой, думая провести спокойный часок перед обедом. Или даже целый вечер, когда совсем не надо будет думать ни о деньгах, ни об аристократах. Почти с удовольствием я повернул ключ в замке дома на Райской Аллее и вдохнул вонючий воздух коридора.
Но удовольствие продлилось недолго. Миссис Моррисон ворвалась в коридор, едва услышала шум открываемой двери, и налетела на меня с суровым, измученным видом, совсем не похожим на ее обычную дружелюбную манеру.
— Мистер Брэддок, — начала она. — Я крайне огорчена. Крайне огорчена. Как вы могли проявить такое неуважение, даже не знаю. Я очень в вас разочарована. Боюсь, я должна просить вас покинуть мой дом.
— Что? — пораженно спросил я, останавливаясь снять пальто. — В чем, скажите на милость, дело?
— Я всегда давала моим мальчикам полную свободу и ожидаю от них уважения к этому дому. Приглашать неподходящих лиц неприемлемо.
— О чем вы говорите, миссис Моррисон?
— О той женщине!
— Какой женщине?
— Той, что в гостиной.
Леди Рейвенсклифф, подумал я, но прилив радости быстро угас в смятении, что она увидит, в каких обстоятельствах я живу. Скудость, убогость. Я огляделся: крашенные коричневой краской деревянные панели, выцветшие обои, дешевые эстампы по стенам, сама миссис Моррисон — и почти покраснел.
— Мне очень жаль, что она сюда пришла, — пылко сказал я. — Но не бойтесь. Она совершенно респектабельна. И уж конечно, ее никак нельзя назвать «неподходящей».
— Она гулящая, — сказала моя домохозяйка, запнувшись на последнем слове, но потом решив, что оно оправданно. — Не притворяйтесь передо мной, мистер Брэддок. Уж я-то гулящую узнаю, а она именно такова. Я этого не потерплю.
Я скорее ожидал, что миссис Моррисон будет вне себя от волнения при мысли, что принимает в своем доме настоящую леди, и с моим облегчением, что Элизабет не подвергли цирку с чаем и печеньем, могло сравниться только уныние, что ее характеризовали подобным образом. Будь она гулящей, она была бы мне никак не по карману — даже с тремястами пятьюдесятью фунтами в год.
— Но, миссис Моррисон, она моя нанимательница.
Теперь домохозяйка вытаращилась на меня с неприкрытым изумлением. Мы очутились в тупике, в котором ни один не понимал, о чем говорит другой, пока недоразумение не разрешил звук шагов. Девушка, показавшаяся на пороге гостиной, была далеко не леди. На деле характеристика миссис Моррисон была вполне здравой. Девушка двадцати, я думаю, лет была одета убого и безвкусно и держалась с развязным нахальством, к которому примешивались осторожность и подозрительность. Не знаю, почему я так говорю, но такое сложилось у меня впечатление.
— Кто ты, черт побери? — недоверчиво спросил я.
— Вы ведь обо мне спрашивали, верно?
— Нет.
— Мне сказали, вы заплатите мне гинею.
Гинею? Ей? До такого я еще не дошел. И вполне понял, почему миссис Моррисон так на меня сердита. Женщины были единственным, чего она не дозволяла. И уж конечно, такие.
— Заверяю тебя, я… — И тут мне вспомнилась гинея. — Кто сказал, что я заплачу тебе гинею?
— Джимми.
— Какой Джимми?
— Никогда его раньше не видела. Мальчишка.
И тут меня осенило.
— Тебя зовут Мэри?
— Конечно.
Я облегченно вздохнул.
— Возвращайся в гостиную и подожди меня там, хорошо?
