— Правда?
— Разумеется. Ведь нельзя же, чтобы их проследили до компании, так?
— Наверное, так. — Однако замечание заставило меня задуматься.
— Вот именно. Но даже если бы он тратил по пятьдесят тысяч фунтов в год…
— На взятки? — недоверчиво переспросил я.
— О да. Как минимум, — беспечно отозвался Уилф. — Это совершенно в порядке вещей.
Я покачал головой. Я не так представлял себе порядок вещей.
— Суть в том, что Ксантос часто проводит операции через некий банк в Манчестере, и именно оттуда поступили выплаты «Андерсону» на покупку акций «Риальто». Я напомнил кое-кому про пару-тройку прошлых услуг и получил подтверждение. А значит, Ксантос пытался захватить контроль над «Риальто».
— И как это укладывается в остальное?
Но Уилф уже встал и потянулся за шляпой.
— Понятия не имею, мой милый юноша. Я надеялся, ты мне скажешь.
Глава 26
На следующее утро я отправился повидать Элизабет. На мой звонок никто не ответил, поэтому я впустил себя сам и поднялся в маленькую гостиную подождать хозяйку. И когда переступил порог, испытал больше потрясение. На диванчике сидел Теодор Ксантос.
— Мистер Брэддок, — любезно сказал он, когда я вошел.
— Какой приятный сюрприз.
— Я тоже удивлен видеть вас, — ответил я. — Вы пришли с визитом к леди Рейвенсклифф?
— А, да, но, боюсь, нас обоих ждет разочарование. Мне только что сказали, она уехала.
— Правда?
— Да, уехала. Как мне сказали, в Каус. На неделю. Они с Джоном ездили туда каждый год. Это был любимый курорт лорда Рейвенсклиффа. Он любил море. Что мне всегда казалось любопытным.
— Почему?
— Он был неохоч до природы, знаете ли. И большим романтиком тоже не был. Прелести стихий его не слишком привлекали. Однажды мы вместе пересекли на поезде Альпы, и, кажется, он ни разу даже глаз не поднял. Такие ландшафты, такое величие и великолепие, а он от книги не оторвался. А вот море производило на него очень странное действие.
— Какое же?
— Почти гипнотизировало. Что-то в нем. Ох уж вы, англичане, со своим морем. Такая эксцентричность. А вот мы, греки, совершенно к нему не восприимчивы, знаете ли, хотя и бороздили моря, когда ваши предки еще копались в лесах.
— Когда она уехала?
— Кажется, сегодня рано утром. Надо думать, ее багаж отбыл вчера.
— И когда она вернется?
— Не знаю. В прошлом году они провели там неделю, потом месяц путешествовали по Франции.
— Месяц?
— После он вернулся сюда, а она поехала на воды в Германию.
— В Баден-Баден.
— Да, кажется, так. — Он помедлил, вид у него стал хитроватый. — Ага! Вы в замешательстве, не знаете, как же будете без нее обходиться все это время. А ведь я вам говорил. Я пытался вас предостеречь. Но она совершенно неотразима.
— Я хотел проконсультироваться с ней по важному делу…
— И я тоже! И я тоже! Вот мы оба — брошены и тоскуем. Ну да ладно. Надо извлечь лучшее из ситуации. Тут превосходный кофе. Я его не просил, но леди Рейвенсклифф так хорошо вышколила слуг, что они угадывают пожелания посетителей.
Он жестом указал на поднос, потом разлил по чашкам кофе — изящно, не пролив ни единой капли.
— Как продвигается сбор материала? Я полагаю, вы были в Ньюкасле. Произвело впечатление?
Я посмотрел на него.
— Откуда вы узнали?
— Господи милосердный, мистер Брэддок! Как вы можете спрашивать? Леди Рейвенсклифф начинает вдруг вести себя на очень странный манер, нанимает человека, решительно неподходящего для задания, которое она ему дает, и вы думаете, что кто-то вроде меня не заинтересуется? Конечно, я постарался узнать о вас все возможное. Вы ведь не так-то хорошо умеете заметать следы.
— Я и не знал, что мне полагается их заметать.
— Конечно, не знали!
— Я нашел Ньюкасл очень интересным.
— А мистера Стептоу? Он тоже был интересным? Бедняга.
Неожиданность вопроса сбила меня с толку. Естественно, поразила. Я был совершенно к нему не готов, да и вообще едва ли наторел в искусстве притворства. Журналисту в этом нет большой необходимости. Мне хватило ума понять, что Ксантос старается меня напугать, хватило ума признаться самому себе, что он преуспел, и главное — смекалки, чтобы сообразить, что лучшим ответом станет не играть по его правилам. Я поглядел на него вопросительно.
— Ужасный несчастный случай, как мне говорили. Переехан на улице телегой с лошадью. Колеса прокатились прямо по нему, сломали спину. Мертв, бедолага. — Он печально улыбнулся.
Я уставился на него с ужасом.
— Как жаль, что Элизабет не была чуть щедрее с пирогом, — сказал он, махнув на пустое блюдо. — Я весь съел. Надеюсь, вы не в обиде. Любопытный способ составлять биографию, не написав ни единого письма семье ее героя в Шропшир.
Я сосредоточился на кофе, стараясь унять дрожь в руках.
— Мой редактор говорил, что, собирая материал о чьей-либо жизни, лучше всего начинать с конца и двигаться к началу. Я всегда следую его советам.
— Вы когда-нибудь путешествовали, мистер Брэддок?
— Не далеко.
— Обязательно попробуйте. Это расширяет кругозор. И полезно для здоровья.
— А остаться в Лондоне — нет?
— Ах, Лондон, город, полный насилия. Уличная преступность. На невинных людей нападают, невинных людей убивают — и все ради их бумажников, а зачастую и сущего пустяка. Случается сплошь и рядом.
— Ну не так уж часто, — возразил я. — Вы забываете, я специализировался на уголовных делах.
— Верно, верно. Я упомянул про это только потому, что мне нужно, чтобы один контракт доставили на подпись в Буэнос-Айрес. Надежному человеку, который его отвезет, хорошо заплатят.
— Вот как?
— Семьсот фунтов. Судно отплывает из Саутгемптона через несколько дней.
— А не то меня ждет та же участь, что и мистера Стептоу?
— Странные слова, но, полагаю, это риск, на который мы все идем. Господи милосердный, уже так поздно? Мне пора бежать.
Встав, он стряхнул с пиджака несуществующие крошки, поправил галстук и глянул на себя в зеркало.
— Где чаша?
— Какая чаша?
Он указал на каминную полку.
— Ах, та. Она разбилась.
Он воззрился на меня.
— Это был всего лишь горшок.
Он помешкал, но оправился.
