Она усмехнулась:
— Выгодное? Мне? Билет до Варшавы?
— Лучше. Я не стану раскрывать начальнику Особого отдела полиции, кто на самом деле прятался под кличкой Совка и кто подкинул чужой снимок убитому офицеру Жбачинскому. Что избавит вас от общения с его подручными. Я даже не стану спрашивать, зачем вам понадобилась эта двойная игра. Годится?
— Вы принимаете меня за кого-то другого, — отвечает Ядвига. — То есть пекельна помилка, прошу пана
[26]
.
— Тогда расскажите, как убили Ивана Наливайного, Надежду Толоконкину и мистера Санже. Расстрел агентов в банке мы наблюдали. Что же касается доведения до скоропостижной кончины Эдуарда Севиера…
— Я не убивала их.
— Кого именно?
— Ивана, Надю, да и Джулиана тоже, а этого Севиера вовсе не знаю. — Она застонала.
— Ротмистр, принесите воды и капли. У Власкова наверняка имеются. И, пожалуйста, быстрее!
Джуранский выскочил рысью.
— Благодарю вас… — еле слышно сказала Зелиньска.
Ванзаров пересел поближе к ней:
— Как понимаю, пани Ядвига, если не вы это сделали, то остается госпожа Лёхина, или, точнее Раса Гедеминас Адамкуте.
— Раса в арестантской?
— К сожалению, нет. Вчера госпожа Адамкуте погибла. В этом кабинете.
— Ее били?
— Она захотела этого избежать. Воспользовалась оружием, которое вы ей предоставили. Выстрел прямо в сердце. Она не мучилась. Никто не успел даже пальцем пошевелить. Мне очень жаль. Поверьте.
Зелиньска закрыла глаза.
— Каждый должен платить за свободу свою цену. Раса заплатила свою. Иван был сумасшедшим, заносчивым, эгоистичным, но увлеченным существом. А Надя просто глупая, доверчивая дурочка. Джулиан — добродушный балбес, любитель денег, жизни и женщин. Убить их — большой грех.
— Намекаете, что Адамкуте смогла?
— Сами сказали: некому, кроме нее.
— Как вы узнали о смерти Наливайного?
— Утром 1 января приехала к Окунёву и застала его в состоянии глубочайшей тоски… — Зелиньска говорила медленно, смотря перед собой. — Он сказал, что Иван погиб, нашли на льду мертвым. К нему уже приходила полиция, он не представляет, как это могло случиться.
— А про смерть Надежды Толоконкиной?
— Раса сказала.
— Неужели? А мне кажется, что вы забежали в участок, закрыв лицо платком. Как будто знали, что с ней случилось. Искали ее? Или подозревали?
Ядвига промолчала.
Вошел Джуранский с наполненным стаканом. Она схватила и выпила большими глотками. Отдышавшись, сказала:
— Думайте что хотите… Мне хватает собственных грехов, за чужие отвечать не желаю. Было так: рано утром Раса с безумными глазами врывается в номер, который я снимала в «Сан-Ремо», заявляет, что Надежду засунули в сугроб и заморозили до смерти. Она сама видела мертвое тело в полицейском участке.
— И что же?
— Откуда она могла знать, что Надю именно засунули? Проговорилась…
— У вас большие способности к логике. Что же она сделал с Наливайным?
— Наверняка отвела на лед, там и покончила. Утопила.
— Как Раса справилась с господином Санже, он все-таки боксер?
— Вот уж не знаю… Опоила его чем-нибудь…
— Возможно. А где снимала квартиру?
— Не знаю, где-то на Васильевском.
— Разве не она снимала апартаменты в «Сан-Ремо»?
— Нет, я…
— Вам все ясно, Мечислав Николаевич? — спросил Ванзаров. — Вот как, оказывается, все раскрылось. Мы держали убийцу в руках. Теперь она навсегда ушла от возмездия. Что ты будешь делать, перехитрила сыскную полицию барышня…
Джуранский благоразумно промолчал.
Ванзаров предложил еще воды, но Ядвига отказалась.
— Раз все прояснилось, тогда простой вопрос из любопытства: кто придумал оставить записку от имени сыскной полиции портье «Сан-Ремо»?
— Раса, — ответила Зелиньска.
— Кто ездил на дачу профессора и назвался городовому моим агентом?
— Тоже она. — Ядвига обернулась на Джуранского. — Рассказала, как в нее четыре раза не попал, очевидно, этот господин.
Ванзаров удовлетворенно кивнул:
— Вот оно что! А я все понять не мог, кто бы это мог быть. И что же госпожа Адамкуте там искала?
— Откуда мне знать! Может, деньги.
— В таком случае, пани Ядвига, раз вы мне открыли глаза… Объясните: откуда ваша подруга узнала, что расследование веду я?
Она нашлась очень быстро:
— Сказала, что видела вас в «Медведе». Заподозрила неладное.
— Так это была она? Вот как! Что ж… Вы, пани Ядвига, сильная и честная женщина, — сказал Ванзаров. — Как же вы могли так близко сойтись с убийцей?
— У нас с Расой общее дело, ради которого мелочи неважны.
— Великий бог всеобщего счастья.
— Что вы об этом знаете?
— Очень многое. Например, что профессор открыл состав легендарного напитка богов и решил с его помощью построить рай на земле. А ему хотелось занять скромное место творца, нового Фауста, сверхчеловека. Правда, он не учел, что последствия приема наркотического вещества оказались несколько неожиданными. Ведь так?
— Вам Раса рассказала? О профессоре?
— Мы знаем состав сомы, знаем, как ее пьют и что происходит после. Знаем, что профессор хотел возродить забытое божество и дать народу новую религию. Что вы случайно придумали символ этой религии — пентакль. Мы знаем почти все.
— Это очень хорошо, — Ядвига улыбнулась. — Что же вас интересует?
— Что было после того, как Окунёв объявил вам и вашим подругам о пришествии в мир бога Сомы.
— Снимите наручники, — попросила она. — Не бойтесь, не убегу.
Ванзаров позволил. Щелкнула пружина, Зелиньска растерла запястья, посиневшие от французских браслетов.
— Зачем вам это, Ванзаров? Изменить уже ничего нельзя… Раса мертва, Иван мертв, Санже больше нет. Да и мне недолго осталось. Вам не под силу противостоять судьбе… Свершится то, что должно.
— Чистое любопытство.
— Как знаете…
— Так что он устроил?
Показания пани Ядвиги Зелиньской
В тот вечер учитель отвел меня в кабинет и просил прибыть на дачу в Шувалово завтра к восьми. Я спросила зачем. Он ответил, что 21 декабря посвятит нас богу Соме, совершив обряд возлияния. Он взял с меня слово, что я не скажу ничего Расе, которую он знал под именем Марианны Лёхиной. Я спросила, почему ученица не может быть посвящена.
