— Прошу вас также передать мне дело профессора Серебрякова! — холодно сказал Герасимов.
— А у меня его нет! — как ни в чем не бывало, заявил Ванзаров.
— То есть, как?
— Видите ли, Александр Васильевич, к смерти профессора Серебрякова проявил особый интерес Особый отдел полиции и лично его заведующий господин Макаров. — Сыщик стряхнул невидимую пылинку с лацкана своего сюртука. — Вчера Николай Александрович лично изъял у меня дело, дав приказ прекратить по нему любые следственные действия.
Родион Георгиевич с огромным удовольствием наблюдал, как лицо Герасимова побагровело.
— Что было в деле? — раздраженно спросил полковник.
— Прошу простить, господин полковник, не имею права раскрывать обстоятельства, — Ванзаров вытянул руки по швам. — На этот счет имею строгий приказ от вышестоящего начальства. Я привык четко выполнять все распоряжения.
Герасимов недобро посмотрел в глаза сыщику, но сделать ничего не мог. Ванзаров строго следовал букве служебных инструкций Департамента полиции. И начальник Охранного отделения при всей своей власти не мог отменить приказа Особого отдела.
— Ладно, Родион Георгиевич, я ценю вашу порядочность, — неожиданно мирно сказал полковник. — Но хоть два словечка о том, что вам удалось узнать о роли моего агента в этом деле.
— Удалось установить, что Ланская часто общалась с профессором. Но никаких улик ее виновности в смерти Серебрякова я не нашел, — сказал Ванзаров и тяжело вздохнул. — А допрашивать вы запретили.
Герасимов забрал фотографию бывшего агента и сухо попрощался.
Джуранский дождался, когда за ним закрылась дверь, и кашлянул, вежливо напоминая о своем присутствии.
— Я так понимаю, Родион Георгиевич, дело Марии Ланге теперь тоже закончено и закрыто? — неуверенно спросил ротмистр.
— Вовсе нет! — Ванзаров улыбнулся и довольно потер руки. — Все только начинается. Давайте, Мечислав Николаевич, пройдемся по морозцу!
9
Ванзаров с Джуранским вышли на Екатерининский канал и направились к Театральной площади медленным прогулочным шагом. Родион Георгиевич заложил руки за спину и смотрел себе под ноги. Ротмистр напряженно ждал начала беседы. В душе он был польщен, что начальник выбрал именно его для своих размышлений вслух.
— Итак, уважаемый Мечислав Николаевич, займемся с вами майевтикой! — произнес Ванзаров, сосредоточенно изучая заснеженный тротуар.
— Чем, простите?
— Так сказать, повивальным искусством, с помощью которого мы поможем родиться истине! — Ванзаров посмотрел на своего помощника, старающегося осмыслить новое для него понятие, и улыбнулся. — Дорогой ротмистр, за неимением собственной мудрости, как говорил Сократ, я буду задавать вопросы, а вы отвечать. Таким образом мы попробуем найти истину. Согласны?
Джуранский не возражал. Напротив, ему стало очень интересно.
— Только прошу вас, на простые вопросы должны быть простые ответы.
И с этим ротмистр немедленно согласился.
— Итак, дорогой друг, знаем ли мы, как была убита Мария Ланге?
— Думаю, да, — неуверенно ответил Джуранский.
— И как же?
— Она приняла большую дозу сомы.
— Согласен! — Ванзаров засунул руки в карманы пальто. — Допустим, Марию убила Валевска, дав ей смертельную дозу. Но если Валевска убийца, то у нее должен быть на это существенный резон?
— Конечно!
— К примеру, ради чего она опоила сомой двух несчастных англичан?
— Ради денег… ради больших денег!
— Вот! Это понятный и вразумительный повод! — Ванзаров остановился. — Деньги ей нужны для революции или на шляпки. А какой повод был отравить меня и мою семью?
— Она боялась, что вы поймаете ее! — воскликнул Джуранский.
— Правильно! А теперь скажите: зачем Валевской понадобилось убивать безобидного гермафродита?
— Не знаю…
— Нет, Мечислав Николаевич, отвечайте точно!
— Возможно, Мария что-то видела, или слышала, или подозревала.
— А конкретнее?
— Она могла понять, что Валевска не пила сому.
— И что из этого следует?
— Ну, Ланге могла пожаловаться профессору, он бы отказал Валевской… выгнал бы ее… да мало ли что…
— Допустим, это так, — Ванзаров взял Джуранского под руку. — Но как вы считаете, о чем может думать человек в том состоянии, в котором были профессор и Мария?
— Только о новой порции сомы.
— Вот именно! Будет ли Марии дело до какой-то Ольги Ланской и так далее?
— Наверное, нет.
— И какой у нас остается повод убийства госпожи Ланге госпожой Валевской?
— Никакого! — признал Джуранский.
— Пойдем дальше. Что узнала Валевска о результатах воздействия сомы, наблюдая за Серебряковым и Ланге?
— Сома полностью подчиняет волю человека.
— А как было совершено покушение на профессора?
— Его заставили идти к проруби! — ответил Джуранский, словно прилежный ученик.
— И какой мы можем сделать вывод? — мягко спросил Ванзаров.
— Что Ланская, то есть Валевска, и отправила Серебрякова в прорубь! — торжественно заявил ротмистр.
— Значит, мы делаем вывод, что Валевска и есть убийца. Тем более, она наглядно показала, что готова, не задумываясь, применить оружие.
— Согласен! — кивнул ротмистр.
— А позвольте спросить: кем был профессор для нашей пламенной революционерки?
— Дойной кобылой… то есть коровой… нет… — Джуранский запнулся. — Я хотел сказать: курицей, несущей золотые яйца.
— Конечно! Ведь с помощью сомы Валевска могла заработать в Петербурге и в любом крупном городе России и даже Европы колоссальные деньги. Другой вопрос — сколько из них пошло бы на революцию. К началу января сома у Валевской заканчивалась. Не зря они с Фаиной ездили на дачу. Они могли искать только одно — скрытый профессором запас сомы!
Ротмистр кивнул.
— Получается, что Валевска была заинтересована в соме, но уничтожила профессора — единственного «поставщика» этого напитка. Может такое быть?
— Никогда! — твердо сказал Джуранский.
— И какой мы делаем вывод?
— Она не причастна к смерти профессора!
— Заметьте, не я это сказал! — хмыкнул Ванзаров. — А что позволило нам думать о виновности Надежды Уваровой, то есть Фаины Бронштейн?
— Во-первых, она явилась в участок убедиться в смерти профессора, во-вторых…
— Стоп, коллега! По порядку. С чего вы взяли, что Фаина хотела убедиться в смерти Серебрякова?
