— Но эту «мерзкую ложь», мой дорогой, читают в Европе и принимают за чистую монету, — пожала плечами Галка. — Кто знает, что это фальшивка? Только мы с тобой, д'Ожерон, пара тысяч жителей Панамы да еще наша братва. А люди в Европе читают и думают: и носит же земля такую тварь, как эта Спарроу… В моем мире — точнее, в восемнадцатом веке моего мира, — чтобы удержать людей от миграции в Россию при императрице Екатерине, в Европе издавали что-то наподобие. Со всякими жутями про кровожадных русских и даже «свидетельствами очевидцев» про то, как эти варвары не брезгуют закусить случайным прохожим… Но тут что-то не так. Не клеится что-то. Насколько я знала этого доктора, он любитель слегка приврать, но подобную чушь никогда бы не написал. И не издал.
— Эли, я боюсь предположить, что это дело рук моих соотечественников. Они не могут отомстить тебе силой оружия и предпочли пустить в ход грязный прием. Но как ты думаешь ответить? Я бы подал в суд на автора и издателя.
— Как говорят мои соотечественники, клин клином вышибают, — хмуро произнесла Галка. — Поглядим, как там управится в Голландии мой человек. Я дала ему достаточно денег и указание их не жалеть. А это значит, что Хорна он уломает… Дорогой, не переживай. — Она встала и обняла его. — Если это сделали англичане, то им же хуже. Их месть — это месть неудачников. А мы плюнем на них с высокой горки и продолжим свое дело.
— Значит, ты решилась. — Джеймс погладил ее по выгоревшим на злом солнышке Мэйна волосам.
— Я давно решилась. Осталось только послать свой страх куда подальше и действовать.
— Тогда возвращаемся в Алькасар де Колон. В полночь нас ждут. И не думай, будто ты пойдешь туда без меня.
— Я люблю тебя, Джек…
Плеск воды, бьющейся о борт «Гардарики», скрип рангоута, негромкая песня, доносившаяся из кают-компании… Это был их мир, их дом. И за этот мир, этот дом они готовы были сражаться с кем угодно.
13
«Вот прикол — приходится скрываться от собственной разведслужбы, — мысленно похихикивала Галка, когда следом за мужем спускалась по лестнице из окна спальни. — Если у Этьена появится хотя бы тень подозрения — все, приехали. Придется его убирать, как бы этот парень ни был мне симпатичен. А заодно уже форсировать события и надеяться на русский „авось“. Вдруг да проскочим…»
Место встречи с проводником находилось за задней стеной какого-то склада. Молчаливый молодой человек, увидев явившихся, сделал знак следовать за ним. Минут пятнадцать Галка, Джеймс, Влад и проводник петляли задворками, пока не явились к старой испанской казарме. Французы еще не привезли из метрополии достаточно солдат, чтобы разместить в Сен-Доменге большой гарнизон, и его функции временно исполняли пираты. Но в казармах они не ночевали, предпочитая либо корабли, либо своих женщин. Потому испанская казарма стояла запертая на замок, и около дверей даже не был выставлен караул. Зачем? В пустой каменной коробке красть было попросту нечего… Проводник высунулся из-за угла, махнул платком. Где-то в кустах затеплился едва заметный огонек, и парень молча повел своих подопечных прямо на него.
— Слава богу, — послышался чей-то шепот. — Вы вовремя. Но будьте осторожны, здесь патрули.
«Еще один прикол судьбы, — продолжала мысленно ерничать Галка. — Приказала проводить ночное патрулирование, а теперь сама же от патрульных и прячусь».
У нее мелькало смутное подозрение, что все это — подстава французских губернаторов. Ведь зачем-то же они запрещали Владу вывозить Исабель из Кайонны? Он, правда, нарушил их негласный приказ и привез жену с ребенком в Сен-Доменг, но факт давления имел место, и игнорировать его было нельзя. И Галка еще вечером дала зарок: если это окажется подставой, господа губернаторы в полной мере прочувствуют на своей шкуре всю глубину понятия «ярость»… И все же она пошла, несмотря на реальную возможность капитально влипнуть. От того, что она сейчас будет говорить и делать, зависит слишком многое.
Снова задворки, какие-то огороды, даже пришлось в одном месте форсировать каменный забор. Но в итоге проводники — теперь их было двое — привели всю честную компанию во внутренний двор одного из зажиточных домов. А уже там кто-то услужливо посветил свечечкой в окошко, и гости пожаловали в дом.
Первым, кого увидела Галка, был Мартин, и у нее сразу отлегло от сердца. По крайней мере, здесь подставы нет. Теперь опасность исходила лишь с улицы — если их кто-то выследил или есть стукач среди присутствующих, то обложат со всех сторон…
— Хорошо вы тут устроились, — усмехнулась она, пожимая немцу руку. — Насколько я понимаю, окна занавешены черной тканью?
— Я старался соблюсти все правила конспирации, — без тени юмора ответил Мартин. — Прошу.
— Государственное преступление в форме заговора, — хмыкнул Влад. — Очаровательно. Всю жизнь мечтал сделаться врагом короны.
— Проходите, господа, — невозмутимо повторил свое приглашение Мартин. — Все разговоры — там. — И он кивнул на красивую резную дверь.
Двое проводников, повинуясь его жесту, молча вышли и растворились в темноте. Галка дала бы руку на отсечение, что они заняли свои посты и в случае чего моментально поднимут тревогу.
За резной дверью была красивая гостиная, оформленная в темно-красных тонах. Галка вспомнила: это же был дом Мартина! Только в гостиную она обычно входила через другую дверь, потому и не узнала коридор и комнатушку, в которые они попали со двора. Но не обстановка привлекла ее основное внимание. Здесь собралось весьма недурное общество. Сам хозяин дома, трое предпринимателей, открывших в Сен-Доменге небольшие, но довольно прибыльные мануфактуры, двое пиратских капитанов — Жером и Билли — и двое молодых французов, которых Мартин недавно рекомендовал Галке как толковых ученых.
— Господа, рада вас видеть. — Она поприветствовала их первой.
— Мы ждали вас, мадам, — ответил за всех один из предпринимателей. Галка узнала и его: это был владелец верфи, месье Аллен. — Ибо без вас эта встреча лишена всякого смысла.
Галка холодно усмехнулась и присела в красивое деревянное кресло. Которому — если ее не подводили глаза — было не меньше ста лет. Испанское наследство. Обстановка еще напоминала о былых своих хозяевах. Но в шкафу, за дверью со стеклянной вставкой, теснились ряды книг на французском, английском и немецком языках — откуда только эти-то взялись? Былая роскошь, предназначенная для выставления напоказ, теперь уступила место неброской германской простоте. Мартин хоть и происходил из католической семьи, но отношение к миру у него мало чем отличалось от лютеранского. Педантизм, точность формулировок, пунктуальность. И почти полное отсутствие чувства юмора, нетипичное даже для Германии времен Адольфа Гитлера. Во всяком случае, за все время знакомства Галка и Влад не то что не слышали от него ни единой шутки, ни одного плохонького анекдота — Мартин даже ни разу как следует не улыбнулся. Впрочем, сейчас у него точно не было причин веселиться. В его доме происходит самый настоящий заговор, а он не только не информирует об этом законные власти — сам в нем активно участвует…
