Если бы здесь были парни с флагмана, они бы только округлили глаза, встретив слова капитана возгласами типа: «Да ну! В самом деле?» Им-то было известно, что Воробушек прочитала тыщу книг и знает массу интересных подробностей о различных народах. А эти заржали, как некормленые жеребцы. В самом-то деле, что ещё можно услышать от женщины, кроме очередной глупости, правда?.. Галка холодно усмехнулась. И шевалье де Граммон верно понял эту усмешку, тут же сделав своим людям знак замолчать.
— Извините их, генерал, — примирительным тоном проговорил он. — Они, как вы догадались, не привыкли к высокоучёным беседам с дамами. Но мне отчего-то кажется, что вы изволили несколько преувеличить опасность. Разве лагерь не охраняется?
— Если бы вы изволили соблюдать мой приказ насчёт тишины, парням в охранении было бы куда легче исполнять свои обязанности, — сдержанно улыбнулась Галка, поднимаясь. — Вспомните, откуда во французском языке взялось слово assassinat.
[97]
Кажется, от неких мусульманских фанатиков… Впрочем, вы можете продолжать веселье, если желаете. Я не против. Резать, в случае чего, будут вас, а не меня.
Смешки и разговоры у костра мгновенно смолкли, а голландец-усач, которого Граммон называл Лораном, удивлённо присвистнул.
— Интересно, мадам, откуда у вас столь обширные познания в повадках приверженцев ислама? — насмешливо поинтересовался он. — Вы бывали на Востоке?
— Если бы Голландия столько времени воевала с этими самыми приверженцами ислама, сколько Россия, вы бы обладали такими же обширными познаниями, месье Графф. — Галка наконец выудила из памяти имя одного из ближайших приятелей Граммона, о котором была наслышана. Как хорошего, так и плохого. — Благодарю за угощение, господа, вино и впрямь было превосходным.
— Доброй ночи и приятных сновидений, генерал, — Граммон снова улыбнулся, на сей раз с убийственной иронией.
— Спасибо, — мадам адмирал в таких случаях никогда не оставалась в долгу, отвечая той же монетой. — И вам того же, шевалье.
— Нет, Мишель, думай, что хочешь, но эту дамочку ты точно не завалишь.
— Ещё не родилась женщина, способная мне отказать. На эту придётся потратить чуть больше времени.
Усач, которого весь Мэйн знал как Лорана де Граффа, только хмыкнул.
— Скажи спасибо, что этого не слышат наши команды, — скептически проговорил он. — Уж наверняка нашёлся бы кто-нибудь, кто позаботился бы довести смысл нашей беседы до сведения генерала. У неё это дело, я слышал, поставлено очень хорошо.
— Ты считаешь меня слишком самоуверенным? — Граммон, прогуливавшийся с другом около самой кромки прибоя — предостережение мадам генерала он всё-таки принял всерьёз.
— Ты похож на свой фрегат, Мишель, — с усмешкой проговорил голландец. — Такой же стремительный, сильный и наглый. А она… Она, что вовсе неудивительно, похожа на свой флагман, этот перестроенный галеон. На первый взгляд как будто ничего особенного, кроме формы форштевня, но в деле — опаснее линкора. Смотри, дружище, не напорись на этот риф.
— Может, я только того и желаю, — рассмеялся Граммон. — Если эта дама именно такова, как ты говоришь, то умереть в её объятиях было бы для меня…
— Честью? — хитро прищурился Графф. В темноте, раздвигаемой лишь кострами, его лица было не видать, но Граммон и так знал приятеля как облупленного.
— …наивысшей формой наслаждения, — совершенно серьёзно сказал шевалье. — Я понимаю тех несчастных, что согласились распрощаться наутро с головой, но провести ночь с египетской царицей. Наша мадам генерал не царица, но женщина той же породы: властная и смертельно опасная для всех, кто рискнёт с ней связаться. Пусть она и неказиста с виду, но поверь, Лоран, — нет для мужчины большего мучения и большей сладости, чем любить столь необычную даму.
— Ах, вот почему её муженёк… Чёрт, Мишель, ты не боишься, что она прирежет тебя до того, как ты успеешь её завалить?
— Вот в этом-то, приятель, и заключается половина её очарования, — негромко рассмеялся Граммон. — Либо она меня прирежет, либо я её…
4
— …Влад, я не о моральной чистоте наших вояк забочусь, а об элементарной боеспособности. Если они в самый интересный момент начнут потрошить дома и сдирать с женщин украшения, кто будет сражаться? Мы с тобой? Господа капитаны? Нет, я вовсе не против помахать шашкой. Я очень даже за. Только если это принесёт какую-то пользу нашему делу.
— А это правда, что мусульманки таскают на себе каждая по несколько фунтов золота? — предметно поинтересовался капитан Беннет. Не так давно он всё-таки решился перебраться с Ямайки в Сен-Доменг, и не столько потому, что ему так уж нравилась эта гавань, сколько потому, что английские власти стали слишком уж строго спрашивать за пиратство.
— Правда, — кивнула Галка. — Только не все, а в богатых домах. Впрочем, говорят, в Алжире бедных домов попросту нет.
— С чего бы им постоянно тягать на себе столько побрякушек? — удивился англичанин. — Обычай у них такой, что ли?
— Вроде того. У мусульман, видишь ли, муж в любую минуту может три раза сказать жене слово «талак», что означает развод. И жена обязана при этом покинуть дом мужа в том, что на ней есть в данный конкретный момент. Потому бабы и таскают на себе весь свой золотой запас — на всякий случай. Потому я и говорю: атакующим первой волны десанта лучше ни на что не отвлекаться. Алжирцы… да и вообще мусульмане подраться не дураки. С ними чуть зазеваешься — голова с плеч.
— Я почему-то думаю, что у первой волны десанта особых проблем с атакой не возникнет, — с хитроватой усмешкой проговорил Влад.
— Ну да, если вспомнить, какую жуть мы с собой приволокли, — рассмеялся Билли. — Я-то своих предупредил, а вот тем, кого не предупредили, я очень сильно не завидую.
— Я надеюсь, парни с «Перуна» тоже штанов не испачкают, — улыбнулся Геррит. — Хоть и не уверен. Во всяком случае, тогда, вернувшись с полигона, я первым делом посмотрел в зеркало: проверял, не поседела ли моя бедная голова. А ведь я как будто человек образованный, и не настолько суеверный, как эти язычники.
— Мусульмане вовсе не язычники, дружище, — покачала головой Галка. — Более того: язычниками они считают как раз нас, христиан. За то, что чтим Троицу. Мол, Аллах един, и никаких гвоздей. Но это так, к общему сведению. Главное же следует уяснить сразу: они — фанатики своей веры. Испанцы в этом отношении и рядом не валялись. Потому если на вас с воплем «Аллах акбар!» станут кидаться шестилетние пацаны с ножичками, не удивляйтесь. Их так воспитывают.
— Да, мы для них попросту не люди, — поддержал Влад. — Слышал я, как одна… мусульманка кричала односельчанам-грекам: «Скоро мы вашими детьми будем собак кормить!»
[98]
— Не завидую я вам, русским… — процедил Граммон, до тех пор исправно молчавший, слушавший и делавший для себя пометки на будущее. — У вас такие милые соседи, что просто залюбуешься.
