— Говорят, в вашей республике нет единоличного правления. Это правда?
— Правда.
— Однако вас называют чуть ли не диктатором.
— Тот, кто думает, будто я диктатор, судит по себе, — рассмеялась Галка. — На мне — война и дипломатия. Все, никаких иных полномочий. Если я вздумаю указывать негоциантам в приказном порядке, Торговый совет пошлет меня подальше и будет трижды прав. А я при всем желании ничего не смогу с этим поделать. Хорош диктатор, не правда ли?
— При наличии собственной казны можно с этим смириться. Однако нет ли в этом элемента анархии? Если Совет капитанов примет решение объявить войну некоему государству, с которым у Торгового совета налажены надежные связи… Впрочем, я слышал, что подобные важные решения не принимаются без согласия глав всех трех Советов. Как же вам удалось убедить месье Аллена в необходимости отказаться от торговли с английскими колониями?
— Мне не потребовалось ни в чем его убеждать. Он и без меня прекрасно понимал, что у Англии были весьма определенные планы на Сен-Доменг, с торговлей никак не связанные.
— Он тоже политик?
— Даже в большей степени, чем я.
— Тогда мне остается вас поздравить, мадам, — теперь улыбка Вильгельма стала бесплотной, словно лунный блик. — Нашим лавочникам зачастую не хватает именно умения разобраться в политической обстановке. Однако… Вы уж простите, но я не могу не коснуться этой темы. Одним словом, как друг я должен вас предупредить: король Людовик намерен потребовать освобождения осужденных в Сен-Доменге сэра Чарльза Модифорда и капитан-лейтенанта Грина.
— Слышу глас герцога Йоркского, — ехидно усмехнулась Галка.
— Вы понимаете, чем может быть чреват ваш отказ?
— Интересно, а король Франции понимает, насколько смешно он будет выглядеть в глазах всей Европы, если встрянет в свару на чужой кухне?
— Вы правы, мадам, он не пошлет свою эскадру освобождать двух проштрафившихся англичан. Но отношения между Версалем и Алькасар де Колон будут испорчены.
— Можно подумать, они до сих пор были идеалом доброй дружбы. В этой войне Людовик палец о палец не ударил, чтобы помочь нам. Зато когда речь заходила о дележе добычи из Порт-Ройяла, господин посол не преминул нанести визит, — с едкой иронией проговорила Галка. — Естественно, им ничего не обломилось, отсюда и такие вот… требования.
— Из всего услышанного я делаю вывод, что вы наперед знали о нежелании Франции участвовать в этой войне.
— Да, это так.
— Значит, Людовик ждал, что вы сами попросите у него помощи…
— Возможно.
— Но вы справились с проблемой без его участия, и это не может его радовать.
— Вы уже второй раз намекаете на необходимость создания антифранцузской коалиции, друг мой. Но пока министром финансов Франции является месье Кольбер, эта коалиция не имеет смысла.
— К сожалению, должен с вами согласиться, мадам. Победить такого противника можно либо с помощью большой армии, либо имея большие деньги. Что, впрочем, в наше время равнозначно. Но казна Голландии изрядно пострадала от войны.
— А казна Сен-Доменга изрядно от той же войны пополнилась, — рассмеялась Галка. — Да, у нас в запасе лежит некая сумма денег, однако мы не рискуем пускать их в оборот, опасаясь экономической катастрофы. Но если вы говорите о займе…
— Генеральные штаты готовы предоставить Торговому совету любые гарантии, — Вильгельму было крайне неудобно просить денег, и он едва сумел скрыть облегченный вздох: сен-доменгская дама поняла намек и пошла ему навстречу. — Что вам было бы предпочтительнее видеть в качестве залога?
— Владения на континенте.
— В каких границах?
— Земли за рекой Огайо, до Великих озер на севере и до верхнего течения реки Миссисипи на западе.
— Много.
— Вы тоже мало не попросите, — Галка говорила с ним вежливо, без каких-либо вызывающих ноток. И оттого иногда позволяла себе ироничные пассажи. — А корабельный лес морской державе так или иначе необходим. Вам же останется богатое побережье с готовыми городами и верфями.
— Которое еще следует захватить.
— Теперь для нас это не проблема, друг мой…
3
«…Поскольку было установлено, что подсудимые Модифорд и Грин являлись исполнителями приказа вышестоящего начальства, суд, рассмотрев свидетельские показания, а также доводы обвинения и защиты, постановляет:
— признать подсудимых Чарльза Модифорда и Джеффри Грина виновными в исполнении преступного приказа, заключавшегося в злонамеренном и не обусловленном никакой военной необходимостью обстреле собора Примада де Америка, повлекшем жертвы среди мирных граждан;
— принимая во внимание то, что подсудимые имеют статус военнопленных, а также учитывая, что неисполнение преступного приказа повлекло бы за собой угрозу жизни подсудимых, заменить Чарльзу Модифорду смертную казнь пожизненным тюремным заключением без права выкупа;
— принимая во внимание вышеперечисленные факторы, а также учитывая большую степень зависимости от приказов вышестоящего начальства, заменить Джеффри Грину смертную казнь на десять лет тюремного заключения без права выкупа…»
«Хорошо, что мы еще до войны подсуетились принять закон об оккупированных территориях, — подумала Галка, вспоминая юридическую войну, предшествовавшую этому приговору. Цветные стекла большого кормового окна слегка подцвечивали пасмурный дождливый полдень. С утра поднялся ветер, и „Гардарику“ изрядно качало на мутной зеленоватой волне. — И хорошо, что в Порт-Ройяле мы впервые применили новый закон на практике, первым делом объявив этот милый городок таковой территорией. Англичанам осталось только утереться. И не удивлюсь, если узнаю, что сейчас во многих европейских странах идет обсуждение подобных же законов… А что? Если мы можем грабить на законных основаниях, то почему им нельзя?»
Когда она рассказала Джеймсу о вчерашней беседе, тот долго молчал. А затем сказал, что с этого момента Галке действительно придется играть по правилам «для больших мальчиков и девочек».
— Не слишком ли рано мы выходим в открытое море, Эли? — спросил он. — Мы с трудом отбили атаку всего одной английской эскадры. А ведь есть еще огромный французский военный флот. Если Людовику разонравится представлять из себя нашего «доброго друга», мы погибнем.
— Да, — на удивление спокойно ответила Галка, ласково проведя ладонью по его щеке. — Мы погибнем. Если у Франции не будет куда более серьезных проблем, чем мы.
— Это нелегкий выбор, любимая, — Джеймс обнял ее. — Ты знаешь, чего я боюсь больше всего на свете. Без Сен-Доменга не сможешь жить ты. А я не смогу жить без тебя.
— Всем нам рано или поздно приходится делать нелегкий выбор, мой милый. — Галка, несмотря ни на что, обожала эти моменты — когда, казалось, никто и ничто не может их разделить. Шутка ли — столько лет вместе. — Всем. Даже Жано в свои неполные восемь этого не избежал…
