Преданный Вам Николас Питерсзоон Схаак
— Давно надо было учредить в Сен-Доменге какие-нибудь ордена! — воскликнула Галка, прочитав это письмо. Корреспонденция от послов республики, минуя фрау Эбергардт, сразу попадала на стол генерала, и Галка могла вести переписку с послами будучи более-менее уверенной в ее конфиденциальности. — Николас и без того отлично сработал в Голландии, а вот за эту операцию ему с чистой совестью высший орден можно вручать!
— А орден никогда не поздно учредить, — не без иронии отметил Джеймс. — По-моему, самое время.
— Угу, и как ты намерен этот орден назвать? «Веселый Роджер» или «Джентльмен удачи»? — рассмеялась супруга. — Ну ладно, ладно, милый, я шучу. Придумается что-нибудь, главное внести предложение. А там уже люди поумнее меня сообразят… То, что Николас сработал по высшему разряду, это хорошо, — добавила она, становясь серьезной. — Вот с Петром Алексеевичем, боюсь, тяжело будет общаться. Особенно на первых порах.
— Ему одиннадцатый год, Эли. В чем могут быть проблемы? — Джеймс пожал плечами.
— Главная проблема в том, что он царевич. Если ему уже внушили царскую спесь, забороть это будет тяжело. Если успели озлобить, внушить ненависть — еще хуже. А ломать его через колено себе дороже. Насколько я знаю из нашей истории, личность была невероятно мощная.
— Хосе тоже отнюдь не слабак, но ты сумела вылепить из него потенциального лидера. Он, кстати, забегал, пока ты была у Мартина. Обещал прийти в гости в воскресенье: у него сейчас масса работы с книгами.
— Хосе не царевич, милый, — грустно усмехнулась Галка.
— Да. Но по прошествии какого-то времени он получит власть ничуть не меньшую.
— Если докажет, что достоин ее.
— Совершенно справедливо. Попробуй внушить принцу Питеру ту же мысль: чтобы получить власть, мало родиться в семье государя, нужно оказаться достойным принять ее.
— Попробую. Парень ведь далеко не дурак. Но и гарантировать полный успех не могу…
«Что за черт? Почему они так задержались?»
Галка нервно расхаживала по каюте: время от времени ей просто приходилось устраивать себе «отпуск» — сбегать из Алькасар де Колон на «Гардарику», выходившую на патрулирование побережья. Ответственность. Огромная ответственность придавила ее словно камнем. А вдруг почтовый барк, что должен был доставить юного Петра в Сен-Доменг, потонул по дороге? А вдруг был встречен англичанами или португальцами? Конечно, оснащенный такими же, как на сторожевиках, пушками, почтовый барк мог здорово испортить настроение любому врагу, но это во многом зависело от решимости и профессионализма его капитана. Галка всякое видала на своем веку, в том числе и сдачу полностью боеспособного корабля без единого выстрела, и сражение жалкой посудины против мощного боевого фрегата… Слишком много случайностей. Николас сделал свое дело. Выдернул Петра из обстановки, где ему неминуемо внушили бы полнейшую безнаказанность («Царю все можно!»), и приохотили бы к разным вредным привычкам вроде хмельного пития. Или тихо прибили бы, когда у Софьи или Ивана появился бы наследник. А Галка должна была сделать как раз наоборот — приучить царевича к строжайшей самодисциплине. Потягает концы на корабле годик-два, примет посвящение в матросы, а дальше можно будет исподволь, понемногу, как в случае с Хосе, поделиться с ним опытом правления…
Если он только жив.
Беспокойство оттеснило на второй план все, даже согласие шевалье де Граммона принять под свое командование Континентальную эскадру, что в другое время конечно же стало бы событием номер один. Если Петр погиб, сможет ли Софья вытянуть на себе огромный воз, именуемый Россией? Сможет ли она дать достойный отпор шведам, когда те неминуемо полезут «осваивать» соседнюю страну? Галка не могла сказать ни «да», ни «нет». И отчаянно сопротивлялась одолевавшему ее страху: сейчас речь шла о действительно глобальных переменах в развитии этого мира.
«Нет, — думала она, загоняя свой страх куда подальше. — Он жив».
Находиться в каюте стало невыносимо: тут, в одиночестве, недолго и с ума сойти. Галка поднялась на мостик. Свежий ветер, наполнявший паруса «Гардарики», тут же растрепал ее волосы.
— Курс норд-норд-ост, идем в крутом бейдевинде при ветре норд-ост, на левом траверзе остров Саона,
[182]
— на мостике Джеймс всегда свято соблюдал субординацию, и при появлении капитана тут же доложил обстановку.
— Следовать вдоль побережья до мыса Энганьо… будь он неладен, — стальным голосом сказала Галка, сразу вспомнив богатый на события семьдесят третий год и то, как «Гардарику» тогда изрядно помотало по проливу Мона во время шторма.
— Эли, перестань себя изводить, — тихо проговорил Джеймс. — Очень многое в этом мире зависит не от тебя. Смирись.
— Джек, это не тот случай, — так же тихо ответила Галка, наблюдая за палубной работой. Боцман Мигель отличался от многих своих горластых коллег как раз тем, что редко повышал голос. Но матросы слушались его беспрекословно. — Слишком многое поставлено на карту.
— Сейчас ты ничего не можешь изменить.
— Остается только надеяться…
— Парус впереди по курсу! — донеслось с фор-марса.
Ветер сегодня был не очень сильный, и прошло не меньше часа, пока марсовой не опознал три почтовых барка под голландскими флагами. На грот-мачте головного подняли вымпел, означавший наличие важной почты и пассажиров до Сен-Доменга. На красно-белом флагмане республики подняли вымпел «Принимаем под защиту». Ничего необычного, так поступали и раньше. Три сторожевика и фрегат пошли прежним курсом, патрулировать побережье, а «Гардарика» возглавила строй голландцев, которым теперь уж точно нечего было бояться. Нарываться на драку с «Гардарикой» после всех известных фокусов ее капитана не рисковали даже самые безбашенные джентльмены удачи с Ямайки, коих миссис Эшби в последнее время чихвостила с завидной регулярностью. На головном барке снова подняли вымпел — на этот раз просьба принять шлюпку. «Гардарика», свернув паруса, остановилась, и через полчаса на борт флагмана пожаловали несколько человек — два голландца, с ними какой-то офицер, и крепкий седой мужик, косая сажень в плечах, а при нем мальчик в голландском кафтане… Галка сразу его узнала, хоть никогда не видела портретов Петра в детском возрасте. Она помнила это лицо по гораздо более поздним портретам, где он был изображен взрослым мужчиной, императором. Тем самым императором, забавлявшим себя и шокировавшим страну «всепьянейшими соборами», набившим себе и России немало шишек, создавшим действительно правильную вещь — Табель о рангах — и в то же время превратившим в рабов миллионы подданных… И — вот он, десятилетний мальчик, даже не подозревающий, какая судьба его ждет. Опальный царевич, фактически высланный из страны своей сестрой, чтобы не питал надежды ее противников… Галка не заметила в его взгляде надменности, присущей коронованным особам. А то ведь даже незаконный сын короля Франции юный граф Вермандуа, никогда не видевший моря, но пожалованный коронованным отцом в адмиралы Франции, и тот задирал нос перед заслуженными боевыми офицерами. И отсутствие этой надменности внушало надежды на лучшее. «Значит, не успели еще испортить мальчишку, — думала Галка, когда голландцы просили принять их на борт, ибо везут они в Сен-Доменг шкатулку с неким особо ценным содержимым. — Он ведь был третьим в очереди на трон, а значит, почти не имел шансов, пока братец Федор не умер. Потому матушка Наталья Кирилловна обращалась с ним как с сыном, а не как с малолетним царем, которым можно управлять. Очень хорошо. Даже лучше, чем я думала… Что ж, вот теперь точно все в твоих руках, подруга. Ошибешься — пожизненный расстрел на месте».
