Названый братец не удержался — рассмеялся. Искренне. Но камушек на душе с каждым словом прибавлял в весе…
Там русалок обвивает
Кос зеленая река.
Солона вода морская
Над могилой моряка.
Труп исчезнет в океане,
А душе — гореть в аду.
Но тогда не открывай мне,
Если ночью я приду!
Как долго скитаться
По дальним морям!
Как долго, как долго
Не видеть тебя!
О, Анна-Мария, как долго!
Французы все тянули свою пиратскую задушевную, а Галка думала о том далеком уже мире двадцать первого века. Для нее и для Влада отсчет «родного» времени остановился в октябре две тысячи седьмого. Что там с их близкими? Как они пережили утрату своих детей, друзей? Как живут сейчас? Теперь уже не узнать…
— Я все-таки пойду на «Экюель», — сказал Владик. — Там будет труднее, чем в твоей эскадре, но я не хочу больше катиться по чужой лыжне.
— Воля твоя, — проговорила Галка, глядя на волны, бившиеся в борт «Гардарики».
Владик за эти три года в самом деле стал для нее братом. И Галке действительно хотелось увидеть его в свободном плавании, а не в кильватере. Но когда это произошло — почувствовала пустоту.
6
Когда-то кастильцы гордо заявляли на всю Европу: это Испанское море, и никто другой не смеет сюда заходить. Строго говоря, у них для подобных заявлений были непотопляемые юридические основания. Одним росчерком пера папа Александр VI 4 мая 1493 года
[15]
разделил все открытые и неоткрытые земли между Испанией и Португалией. Мэйн достался Испании… Мир поделен, все счастливы? Ага. Покажите хоть одну крупную страну Европы, которая не возмутилась бы подобным положением дел. «Я не помню такого места в завещании Адама, которое бы лишало меня доли на владение Новым Светом», — сказал король Франции Франциск Первый. И его слова с делом не разошлись. Еще при жизни Колумба у берегов Нового Света появился некий французский корсар. Время шло, к действиям Франции прибавились действия Англии, и весьма активные. «Пираты ее величества» — Фрэнсис Дрейк, Уолтер Рэйли, Фробишер, Кэвендиш — первыми поставили дело на поток. А что вы хотите? Если Англия осмелилась усомниться в авторитете папы, то почему она должна была соблюдать папскую буллу от тысяча четыреста затертого года? Английская казна пополнялась пиратской добычей, страна прирастала колониями, а Испания, несмотря на отчаянное сопротивление, только теряла. Франция тоже не осталась в стороне от этого веселого дерибана и за достаточно небольшой промежуток времени отхватила себе несколько весьма жирных кусочков. Чего стоили, например, сахарные плантации Французской Эспаньолы — Сен-Доменга — дававшие дохода больше, чем все английские колонии Мэйна вместе взятые! Над Тортугой тоже когда-то развевался красно-желтый кастильский флаг. А потерю Мартиники в Мадриде восприняли чуть ли не как национальную трагедию и до сих пор не смирились с подобным позором.
[16]
Зато Франция теперь располагала не только большим чудесным островом с плодородной землей, но и прекрасной базой для своего флота.
Французские линкоры были так велики, что лишь один из них смог, не стесняя прочие суда, бросить якорь на внутреннем рейде. Два других плавучими крепостями стояли у входа в гавань Фор-де-Франс с таким расчетом, чтобы не только не мешать огню форта, но и послужить дополнительной защитой городу. Захваченные Галкой «испанцы» тоже были немаленькими, но эти… По восемь десятков отличных бронзовых орудий на каждом, мачты высотой метров по пятьдесят, и наверняка человек по шестьсот-семьсот команды. Что ни говори, а французы умели строить если не самые прочные и долговечные, то самые красивые и величественные корабли семнадцатого века.
— Оснастить такой нашими новыми пушками — и можно щелкать крепости как орехи. — Жером первым заценил «соотечественников» вслух.
— Остынь, — осадил его Эшби. — Даже с обычными пушками это страшный противник. Мы с большим трудом смогли бы потопить такой линкор, расстреляв его с безопасного расстояния, но взять его на абордаж практически нереально.
— Реально, только это будет пиррова победа. — Галка тоже оценила возможности французских кораблей. Она заметила за собой странную вещь: любого человека и любой корабль она в первую очередь оценивала как потенциального противника. Плохой признак. — И вообще рано нам об этом думать. Еще свои линкоры не оснастили и не укомплектовали.
— Ну и имена ты им выбрала, — хмыкнул Жером. — Где ты только откопала такие словечки?
— А что, не нравится? — Галка улыбнулась. — Сварог — бог огня и железа. Перун — его сын — бог грозы и покровитель воинов. Не понимаю, чем древнеславянские боги хуже древнеримских?
— Их никто не знает. — Джеймс с ходу привел самый веский аргумент.
— Теперь узнают…
Гавань Фор-де-Франс была переполнена: несколько дней назад здесь стала на якорь основная пиратская эскадра. Суда и суденышки стояли столь тесно, что таким крупным кораблям, как «Гардарика», «Амазонка» и «Марго» здесь попросту не нашлось бы места. Не говоря уже о трофейных линкорах. Капитан Спарроу и ее офицеры добирались до пристани в шлюпках. Но уж когда добрались… Требютор, неисправимый скептик, ухмылялся в усы, наблюдая, как жители города высыпали на набережную. Галка всего один раз бросала здесь якорь, год назад. Но добыча тогда была такова, что на Тортуге этот груз можно было бы сбыть за сущие гроши. Зато половина населения Фор-де-Франс теперь щеголяла в камзолах и платьях, сшитых из великолепных шелков, тафты и бархата, не доехавших до Гаваны. Все были довольны: пираты выручили за свою добычу втрое больше, чем в Кайонне, а горожане уплатили за ткани в лавках частных торговцев, расхватавших пиратскую добычу оптовыми партиями, втрое меньше, чем если бы вздумали покупать их в больших богатых магазинах. Это при том, что частники тоже не остались внакладе. Представители Французской Вест-Индской компании попытались было возмутиться столь бесцеремонным нарушением их дарованных королем прав, но эта чертова пиратка пригрозила в случае каких бы то ни было санкций свозить все будущие призы в Фор-де-Франс и продавать прямо на пристани. Под охраной своих головорезов и пушек. Да еще привадить сюда флибустьеров со всего Мэйна. Угроза нешуточная: пираты могли так сбить цены на все товары из метрополии, что их попросту невыгодно было бы возить. А здешняя промышленность умела производить только сахар, ром, вино да боеприпасы. Почти все съедобное потреблялось на месте: довезти экзотические продукты в Европу было проблематично. Любые попытки колонистов серийно производить собственные ткани и прочие предметы обихода пресекались все той же Вест-Индской компанией — зачем им конкуренты? Пиратскую добычу они привыкли скупать на Тортуге и за компанию с губернатором д'Ожероном накручивали на ней такие проценты, что пираты, узнай они о конкретных цифрах, давно переключились бы с испанцев на французов. Как-то Галка, Джеймс и Владик засели втроем в капитанской каюте «Гардарики» и, исходя из закупочных цен, затрат на перевозку и цен в магазинах колоний, сделали приблизительный подсчет. Результаты которого потом поклялись никому не разглашать: еще не хватало, чтобы братва взбунтовалась и разнесла губернаторский дом в Кайонне до самого фундамента. Так что Галкина угроза была не пустым сотрясением воздуха. Она в самом деле готова была нанести удар по бубновым интересам Вест-Индской компании, если бы представители этой фирмы начали диктовать свои условия. Слухи об этом просочились в город, а французы вообще-то небольшие любители переплачивать лишние деньги из своего кармана. Оттого известную пиратку встречала сейчас пестрая, весело галдящая толпа горожан.
