Что-то такое, наверное, промелькнуло у него в глазах, потому что Гэвэйн заботливо склонился над ним и спросил:
– Что-то не так, ваше высочество? Вы побледнели.
– Все в порядке, – небрежно бросил Джордан, – вот только, я, пожалуй, выпил бы чего-нибудь.
Рыцарь поклонился:
– Сию секунду принесу вам вина, мой господин. Он повернулся и направился к столу с напитками.
Актеру, которому вовсе не улыбалось оставаться одному среди толпы чужих людей, очень захотелось окликнуть Гэвэйна, но гордость помешала ему сделать это. Он, черт его побери, все-таки был Великим Джорданом, исполнявшим очередную роль перед зрителями! Зал, конечно, впечатлял, но ему случалось бывать в местах и получше. На вершине успеха он гастролировал, выступая в Лесном Замке и во дворце герцога Алрика по три дня в каждом, и не было вечера, когда бы публика не аплодировала ему стоя. Он сумеет справиться и с этой аудиторией. Что сказал Родрик: ни с кем не говорить, просто стоять молча, насупившись. Ерунда. Джордан посмотрел на ближайшего из придворных и одарил его одним из своих взглядов, которыми пользовался обычно, оказавшись в чужом городе на рынке или базаре. Гримасу, надеваемую им в таких случаях, можно было бы назвать так: «я беден, и грабить меня бессмысленно, а в гневе я страшен, поэтому лучше держаться от меня подальше». В данном случае он постарался на славу и мог бы гордиться собой. Трюк сработал во дворце не хуже, чем на базаре. Стоявшим поблизости придворным вдруг срочно понадобилось оказаться в каком-нибудь другом месте, а тот из них, которого Джордан выбрал в качестве главной мишени, испугался до того, что побледнел. Тут вернулся Гэвэйн с бокалом вина, и актер стал с жадностью пить.
– Чуть поменьше строгости во взоре, – прошептал рыцарь, – не надо чересчур запугивать людей, некоторых из них надо перетянуть на свою сторону. И не забудьте: вы слишком хорошо выглядите для человека, который только что перенес простуду.
– Понятно, – отозвался Джордан, – Просто из любопытства, почему это они все так испугались? Этот мужик, например, дрожит как осиновый лист. Хорошо, хорошо, попробую по-другому.
– Когда вы последний раз были здесь, незадолго перед изгнанием, одному из придворных хватило наглости посмеяться над вашей манерой одеваться. Вы предложили ему принести извинения, он отказался, и вы сожгли его заживо на месте, использовав чары.
Джордан внимательно посмотрел на Гэвэйна, стараясь прочитать у того на лице хоть какой-то намек на шутку, но рыцарь был совершенно серьезен.
– Что же случилось?
– Тот человек умер, разумеется.
– Это я и сам понял, а что случилось с принцем?
– Ничего.
– Ничего? Он что, не понес никакого наказания? На него даже не наложили хоть какого-нибудь взыскания?
– Конечно, нет, ваше высочество, не было даже разбирательства. Вы же наследник престола. К тому же у бедняги была возможность извиниться.
Джордан начал размышлять над тем, что услышал, и это ему не понравилось. В свое время ему случалось играть роли аристократов – от обычных дворян до герцогов и королей, И каждый из них руководствовался одними и теми же категориями: долгом и честью. Голубой крови, которая течет в жилах государя или правителя той или иной территории, было недостаточно, следовало еще и вести себя подобающе. Господин должен править не в ущерб интересам своих подданных, в противном случае может разразиться даже гражданская война. Во всяком случае, так все выглядело в легендах, которые он пересказывал со сцены, и теперь Джордан и сам не мыслил, что дела могут обстоять иначе. Актер внезапно почувствовал себя усталым. Открытия, которые он совершал, находясь в Полуночном Замке, били по нервам, точно молот по наковальне.
Он, как и другие, много чего слышал о короле Малькольме. Тот воображал себя великим стратегом и бросал свои войска из битвы в битву с тем только, чтобы подтвердить на практике правильность своих изысков в военном деле. Сначала он занялся внутренними проблемами: истреблением разбойников и грабителей, а затем, покончив с ними, ввязался в серию пограничных войн с соседними государствами, желая увеличить территорию Редгарта. С помощью колдовских чар королю удалось выиграть больше битв, чем проиграть, но походы истощили казну и стоили жизни многим воинам. Земли же, которые Малькольм подчинил своей короне, не могли возместить ему даже понесенных затрат. Король не славился жестокостью, но, с другой стороны, не сумел снискать всенародной любви к себе, несмотря на многочисленные победы. Сыновья выросли под стать отцу, только хуже. Доминик – сумасшедший, Луи – кровожаден… да и сам Виктор не лучше. Это и неудивительно. Джордан уловил в выражении лица принца опасную слабость, в сочетании с высокомерием и раздражительностью она легко могла стать пороком.
«Я взойду на престол Редгарта, даже если мне придется залить все коридоры замка кровью», – вспомнил его слова Джордан, тяжело вздыхая.
Собственные мечты и надежды актера никогда не простирались так далеко. Если зрители Джордана и верили в благородство и героизм ноблей, которых он играл, то сам актер не слишком заблуждался на этот счет. Аристократия держится у власти благодаря силе оружия и с помощью колдовских чар. Именно так и не иначе, а все остальное – мечты…
Джордан допил остатки принесенного Гэвэйном вина, которое показалось актеру слишком сладким, но его мучила жажда, так что выбирать не приходилось. Джордану надо было чем-то занять себя, и он пошел вперед без всякой цели. Придворные тотчас же расступились перед ним и следовавшим рядом Гэвэйном. Это был не сон, следовало привыкать к тому, что он принц, и вести себя соответственно. Легко сказать, а вот сделать труднее, очень легко допустить какой-нибудь просчет и тем обнаружить в себе самозванца. Джордан опасался вообще что-нибудь делать без Родрика. Принц Виктор, конечно, может считать себя мозгом и душою заговора, но Джордану-то было понятно, что на самом деле первую скрипку играет граф. Актер бы ничуть не удивился, узнав, что Родрик использует Виктора.
Джордану захотелось еще выпить. Будь он трижды проклят, если сможет выполнять свою работу на трезвую голову.
* * *
Брион де Гранж сидел в своем кабинете, с горечью уставившись на стакан вина у себя в руке. Когда-то его, пожалуй, можно было причислить к разряду горьких пьяниц, но только не теперь. Заклятье, наложенное на него покойным королем, не позволяло Бриону делать ничего, что шло бы вразрез с выполнением обязанностей начальника стражи. Из-за этого заклятия он просто не сможет напиться, даже если очень захочет. Стакан вина, самое большее два перед сном, кружку пива за обедом. Это все. Де Гранж знал, что не может не только напиться, но и сбежать или даже просто покончить с собой, пока человек, управляющий его волей и разумом, не позволит ему сделать этого. Начальник стражи хмуро покосился да почти пустой стакан. Пусть он, де Гранж, и был преступником, убившим много людей, но он всегда великодушно предоставлял им возможность умереть быстрой смертью. И еще, он никогда и никого не держал в рабстве.
