Принц посмотрел на стену из воды, которая обычно действовала на него успокаивающе, но сегодня и она не приносила облегчения. Доминик всегда, сколько он помнил себя, страдал от скуки. Наверное, с тех пор, когда понял, что ему, как принцу, все позволено. Все, что угодно. Но в этом-то и состояла сложность: когда получаешь без труда все, что хочешь, то быстро теряешь к этому интерес.
Чего только Доминик не перепробовал, чтобы занять свой горячечный разум. И плотскую любовь, и политические интриги, и колдовство. Ничто в конечном итоге не приносило удовлетворения. Мозг его работал как бешеный, не давая расслабиться и порой доводя принца до исступления. Тоска пожирала его, точно рак или неуемный голод. Чтобы утолить его, чтобы рассеять день и ночь донимавшую принца скуку, которая приводила его на грань помешательства, он готов был пожертвовать всем. Теперь оставался только Камень и даруемая им власть. Власть над постоянно меняющимся и неустанно радующим новизной миром нереального.
Дверь, ведущая в спальню, внезапно распахнулась, и Доминик увидел Элизабет, одетую в прилегающую к телу шелковую ночную сорочку и теплую шаль. Одеяние ее призвано было не столько скрывать, сколько демонстрировать прелести женщины. Доминик приветливо кивнул жене и снова посмотрел на стену. Элизабет усмехнулась.
– Затосковал, снова затосковал, мой милый? Смотришь на воду, а настроение портится. Пойдем в постель, дорогой, я разгоню тучи.
Доминик невесело улыбнулся и встал со своего трона-черепа:
– А ты меня любишь, Элизабет? Правда, любишь меня?
– Конечно, Доминик.
– Замечательно.
Было время, когда принц думал, что эта женщина станет для него лучом света во мраке. Никогда ему не хотелось ничего так сильно, как обладать ею. Но теперь даже и она все меньше и меньше радовала его, и вместе с этим бесконечный страх скуки начал потихоньку вновь прокрадываться в его душу. Принц тем не менее оставался с этой женщиной, которая была нужна ему, но отнюдь не для того, для чего ей казалось. Доминик улыбнулся и шагнул к супруге, которая думала, что знает, чему он улыбается.
* * *
Катриона Таггерт мчалась по коридору, стараясь не отставать от идущего впереди стражника. Куда бы он ни привел ее, женщина знала, что ничего хорошего не ждет ее в конце пути. По бледному лицу присланного за ней воина, по тревожным ноткам в его голосе она поняла, что там, откуда он пришел, происходит нечто отвратительное. Стражника, который служит в Полуночном Замке, не так-то легко напугать. Таггерт едва не задыхалась от быстрой ходьбы, не в первый раз уже думая о том, что ей давно следовало отказаться от этой должности. Она никогда и не помышляла о том, чтобы стать Хранительницей Замка, просто это было то, чем занимался ее отец. Он потратил долгие годы, готовя себе преемника, но однажды Темная Лошадь вырвалась на свободу в северной галерее. Отец охромел, а помощнику это стоило жизни. Катриона стала помогать отцу, стараясь не оставлять его одного, пока рана не заживет, время шло… Вот так она совершенно против своей воли и стала Хранительницей Замка. Нелегкая работенка, даже в спокойные времена. Отец едва пережил свое пятидесятилетие. В его смерти была какая-то горькая ирония, скольких призраков и чудовищ встречал он лицом к лицу, а умер за столом от обычного сердечного приступа. Случилось это семь лет назад, и Таггерт только теперь начала понимать, насколько не подготовлена оказалась она к этой работе после смерти отца. Ей просто не хватало опыта, чтобы справиться с такой чрезвычайной ситуацией. Но отца не было, и, кроме нее никто не мог выполнять эту работу.
Корд, конечно, старался помочь, спасибо ему, но особенно способным назвать его не поворачивался язык. Ломать и крушить – это он умел, а вот еще что-нибудь, уж извините. Подумав о помощнике, Хранительница улыбнулась, но тут она поняла, что стражник ведет ее в Южное крыло. Обычно все творимые нереальным безобразия имели место на севере, но если оно уже успело пустить корни и с южной стороны, это означало начало конца. В войне на два фронта ей не выстоять, Катриона в который уже раз недобрым словом помянула убийцу короля Малькольма. Ей очень хотелось найти негодяя, но с момента смерти старого государя у Хранительницы не было ни единой свободной минутки. Конечно, поиски государственных преступников не входили в круг ее обязанностей, этим занимался начальник стражи, но Катриона никогда не доверяла де Гранжу, не важно, находился ли тот под действием заклятья или нет. Главное, что со смертью короля Хранительница оказалась отрезанной от Камня, а это означало, что рассчитывать ей приходилось только на свое искусство обращение с силами Высшей Магии. Теперь времени у нее хватало только на работу, которую Катриона уже начинала ненавидеть. Хранительница изо всех сил старалась успевать за стражником, меч больно бил ее по ногам. Женщина едва не задыхалась, но ни за что в жизни не сбавила бы ход раньше, чем стражник. Приходилось заботиться о репутации. Кроме того, иногда случалось, что минутное опоздание на место происшествия приводило к чьей-то гибели.
«На днях надо будет что-то придумать, – решила Таггерт, – должен же быть какой-то выход, по крайней мере чтобы не бегать через весь замок. Я, наверное, потеряла не меньше десяти фунтов за последнее время…»
Когда Катриона и ее провожатый, завернув за угол, остановились, стражник оперся о стену, чтобы перевести дух, и показал Хранительнице на группу солдат, стоявших впереди. Женщина поспешила к ним. Уже одно немного радовало: командовал стражниками капитан Мэттью Дойл, с которым ей уже не раз доводилось работать вместе. Работу свою этот человек знал, его непросто было напугать, и стражники доверяли своему капитану. Правда, он ходил в баню едва ли чаще чем раз в год, но нельзя же требовать от человека слишком многого. Дойл оставил своих обеспокоенных солдат и двинулся навстречу Хранительнице, чтобы приветствовать ее. Это был высокий жилистый мужчина с копной темных вьющихся волос, которому еще не исполнилось сорока. С лица его не сходило постоянное глубокомысленное выражение. Одежда пребывала в полном беспорядке. На счету у Дойла имелось больше дисциплинарных взысканий, чем у кого-либо из стражников, и он знал, что никогда не поднимется по служебной лестнице выше капитана. Хотя Таггерт считала, что ему плевать на это. Дойл оскалился, увидев, как сильно запыхалась Хранительница.
– Теряете форму, Кэйт. Сами стали покрываться жирком, общаясь с толстяками.
– Черта с два, Дойл, – ответила Таггерт, изображая на лице улыбку. Дыхание уже приходило в норму. – Дам вам любую фору, когда захотите. Рада видеть вас, Мэтт, что здесь случилось?
Дойл кивнул в сторону двери, находившейся дальше по коридору. Стоявшие напротив стражники пристально наблюдали за ней, не решаясь, однако, приблизиться.
– Вот в этом-то и заключается трудность. Мы чего уж только не испробовали, чтобы открыть эту дверь, от лома до проклятий, но она хоть бы на дюйм приоткрылась. Если судить по запаху, то там, в комнате, происходит что-то очень гадостное.
Таггерт кивнула и подошла, чтобы осмотреть дверь. Дойл стоял рядом. Хранительница принюхалась. Запах был резким, пахло давно протухшим гниющим мясом. Катриона внимательно изучала дверь, стараясь не дотрагиваться до нее руками. Женщина нахмурилась, увидев, что дерево срослось с каменным косяком в единое целое. Она бросила взгляд на Дойла.
