Хоку и Фишер досталась маленькая, дешевая комнатушка чуть побольше чулана. Они решили не доставлять хозяину удовольствия препирательствами, поэтому просто улыбались и кивали, пока он не ушел, и только тогда с тоской огляделись.
В комнате имелась аскетического вида кровать, накрытая одеялом, больше похожим на конский потник. Жалкий огарок в оловянном подсвечнике. Бадья в углу, в назначении которой не позволял усомниться запах. И единственное плотно закрытое ставнями окно.
Снаружи по-прежнему бушевала гроза, дождь молотил по крыше над самой головой. Хок и Фишер в усталом молчании стянули с себя чужую одежду и прижались друг к другу под грубыми простынями. Свечу задули, и в комнате сделалось темным-темно, если не считать вспышек молнии, очерчивавших недобрым светом контуры закрытого окна.
– Темнота беспокоит тебя? – тихо спросила Фишер у Хока.
– Нет. Пока ты рядом – нет.
– Меня тоже. Через несколько дней приедем в замок.
– Да.
– И что мы будем делать?
– Играть по слуху. Это не тот Лес, какой мы помним. Все теперь по-другому. Готов спорить, и замок стал иным. Но это не важно. Мы найдем убийцу Харальда и проследим, чтобы виновного наказали. Потому что мы – Хок и Фишер. Вот это и будем делать.
– Правильно, черт подери, – откликнулась принцесса.
Они тихонько посмеялись, полежали немного, слушая грозу, при всей ее ярости не способную добраться до них, и крепко заснули до самого утра.
Всего через несколько дней друзья наконец увидели Лесной замок. Они ненадолго задержались на краю гигантской поляны, там, где густые деревья внезапно расступились, чтобы Хок и Фишер могли насладиться моментом. На противоположном конце поляны виднелся ров с темной водой, а за ним высился сам Лесной замок. Сказать по правде, снаружи он выглядел так себе. Для нетренированного глаза – просто очередная траченая временем крепость, изрядно уступающая размерами большинству своих собратьев. Толстые каменные стены потрескались и осыпались от длительного противостояния стихиям. Там и сям на сером фоне виднелись белые заплаты из нового камня – следы восстановительных работ, предпринятых после финальной атаки демонов в последние часы Долгой ночи. Высокие резные башни покосились, а флаги безвольно свисали с бастионов в жарком неподвижном воздухе.
Но внутри стен, служивших пятнадцати поколениям Лесных королей, был заключен замок гораздо больших масштабов, с тысячью комнат на каждое крыло, пиршественными и бальными залами, квартирами для прислуги и гвардии, стойлами и кухнями, внутренними двориками – и немалым количеством тайн и чудес. Самым свежим из которых или самым старым – это как посмотреть – являлся Опрокинутый Собор.
Хок смотрел на то, что некогда было его домом, и даже испытывал смутную ностальгию, пока не вспомнил, как с ним обошлись, когда он в последний раз приехал сюда, привезя с собой принцессу Джулию и дракона, которого ему полагалось убить.
– Опять злитесь, – устало заметил Чанс. – Что на сей раз? У вас что, вообще не осталось приятных воспоминаний?
– Немного, – подтвердил Хок. – Не знаю, что там говорится о моем детстве в легендах, но истина такова: меня презирали или в лучшем случае попросту замечали практически все. Я был вторым сыном, без малейших перспектив когда-либо занять трон. Корона – удел Харальда. Он всегда выглядел героем. А я нет. Поэтому отец отправил меня найти и убить дракона – якобы ради того, чтобы я получил возможность доказать стране свою ценность. На самом деле мне полагалось уловить намек и уехать куда глаза глядят в изгнание – и таким образом избавить престолонаследие Харальда от потенциальной угрозы. Только я был слишком благороден или слишком туп, чтобы понять такие простые вещи. Поэтому я проехал через Чащобу и Черный лес, взобрался на Драконью гору и нашел своего дракона. И принцессу Джулию. Я подружился с обоими и привез их к себе домой.
Естественно, мне решительно никто не обрадовался. Харальд вызвал меня на якобы дружественный поединок, дабы иметь возможность прилюдно сбить меня с ног и твердо поставить на место. Как он уже не раз проделывал. Но за время отлучки я многому научился и постриг его на ленточки прямо там, на глазах у всех. Все было просто замечательно, пока сэр Чэмпион не проделал то же самое со мной. Он только что свои инициалы у меня на шкуре не вырезал. Ему доставляло огромное наслаждение доказывать всем и каждому, что он по-прежнему лучше всех. Ты никак шокирован, Чанс?
– Не могу поверить, что вас тогда не уважали, ваше... Хок. С вами всегда так обращались?
– Практически.
– По отношению к нему они вели себя на редкость гнусно, – не утерпела Фишер. – Его никогда не ценили, хотя он всегда был лучшим в семье.
– Вот увидите, с тех пор многое переменилось, – пообещал квестор. – Вашу память теперь чтят. И вашу, Фишер, – добавил он.
– Некоторые вещи не меняются, – возразил Хок. – Мне наверняка придется по-прежнему раздавать пинки и оплеухи и вообще вести себя соответственно, чтобы хоть чего-то добиться. Я просто предвкушаю это.
– И я, – облизнулась жена.
Они улыбнулись друг другу, припоминая счастливые времена, и Чанс заерзал в седле. Он то и дело гадал, правильно ли он делает, что везет Хока и Фишер ко двору, у которого и так уже проблем более чем достаточно. Наконец квестор решил, что настала пора снова переменить тему.
– Внутреннее устройство замка осталось таким, каким вы его помните. Комнаты и коридоры по-прежнему меняют местоположение в соответствии со своей собственной непостижимой логикой, и направления коридоров по-прежнему зависят от того, в какой день вы о них спросили. Хотя надо отметить, что ближайшие к Опрокинутому Собору комнаты имеют тенденцию перемещаться быстрее прочих. Может, они просто боятся оставаться рядом с ним надолго. Сенешаль по-прежнему единственный, кто знает, где и что находится в каждый конкретный момент. Он и его команда контролируют ситуацию. По большей части.
– Как поживает старый хрен? – тепло поинтересовалась Фишер. – Стреляный воробей. Никогда меня не одобрял, как, впрочем, и все в то время. Он по-прежнему такой же вредный?
– Несколько смягчился. Семья и дети, обретенные в столь солидном возрасте, похоже, заставили его угомониться. По крайней мере, когда он в добром расположении духа.
Что он думает об Опрокинутом Соборе? – спросил Хок.
– Официально – до сих пор его изучает. Неофициально – боится до потери пульса, как и все остальные. Это единственное место в замке, где он никогда не бывал и, как он не раз заявлял вслух и при свидетелях, его в это противоестественное сооружение на аркане не затащишь. Но он по-прежнему в первых рядах слушателей, когда ученые в библиотеках откапывают какой-нибудь новый фактик или хотя бы слух об Опрокинутом Соборе.
– Не похоже на того Сенешаля, которого я помню, – нахмурилась Фишер. – Я пошла с ним, когда он возглавил экспедицию, отправленную на розыски пропавшего южного крыла. Ни разу я не видела, чтобы он чего-нибудь испугался, даже когда мы наткнулись на банду демонов. Сенешаль, которого я знала, никогда ни перед чем не отступал.
