– Вот это резьба! – оценила Фишер. – И сходства гораздо больше, чем в наших парадных портретах.
– Прекрасное надгробие, – согласился Хок. – Конечно, внутри никого нет. Тело так и не нашли. Однако мы знаем правду, и это главное.
Они продолжили путь. Принц не оглядывался. Фишер дрожала. Температура в Усыпальнице держалась нормальная, но духовный холод большого зала пробирал до самых костей. «Боже, не дай мне закончить свои дни в подобном месте! – лихорадочно молилась принцесса. – Так далеко от света, тепла и живых существ... Пусть я усну под мягкой зеленой травкой, может, небольшим камнем с моим именем, и чтобы вид красивый. И пусть я просплю до судного Дня, и если Бог добр, то мне ничего не приснится».
А затем они подошли к могиле короля Харальда I. Здесь саркофаг достигал добрых восьми футов, боковые панели покрывала обильная замысловатая резьба, изображающая подвиги Харальда в битвах с демонами. На крышке лежала статуя – в точности как у короля Иоанна, только с лицом Харальда и гораздо больше размером. Эту скульптуру тоже покрывал тонкий слой пыли, а в ногах покоился единственный венок из мертвых цветов. Хоку и Фишер стало ясно, что с момента похорон никто Харальда не навещал. Почему-то никто из них не удивился. Харальд мог быть неплохим королем, но он был не из тех, кто внушает преданность и после смерти.
– Почему у Харальда и гроб, и статуя больше, чем у Иоанна? – после паузы спросила Фишер.
– Потому что он сам их проектировал, – ответил Хок. – Он всегда говорил, что так сделает. Братец заботился о подобных вещах.
– Вероятно, поэтому и сходства в лице намного больше. Наверное, еще при жизни резали.
Хок смотрел на огромный саркофаг и не испытывал никаких чувств. Все, что хотел, он сказал Харальду перед отъездом из замка и Лесного королевства двенадцать Долгих лет назад. Старую зависть и ссоры изгладили расстояние и время, и теперь казалось, что все это происходило с какими-то другими людьми.
Стоя у могилы брата, Харальд не испытывал ни истинной скорби, ни даже сожаления. Он находился здесь по велению долга. Потому, что Харальд являлся членом семьи. И потому, правду сказать, что Харальд сделал бы для него то же самое. Кровь взывала к крови, брат к брату – неважно, насколько далеки они были друг от друга во времени, пространстве и чувствах.
«Черт бы тебя побрал, Харальд! – устало подумал Руперт. – Я оставил страну в твоих руках, чтобы иметь возможность уехать и забыть о семейном долге. Неужели ты не мог хоть что-нибудь сделать как следует?!»
– Никто не являлся сюда с момента погребения, – заметила Фишер, поморщившись при виде пыли на Харальдовом лице. – Даже королева. Это о чем-то да говорит.
– А может, и нет, – возразил Хок. – Согласно одной древней книге, которую в свое время заставили меня прочесть мои учителя, на заре Лесной династии все обстояло совсем по-другому. Тогда у королевской семьи было в обычае регулярно спускаться сюда, чтобы вспоминать своих предков. Кто они были и что делали. Они устраивали пиршества между могил и пересказывали старые повести о доблести и мужестве. Важно было знать историю рода, отпрыском которого ты являлся, и иметь перед глазами пример того, что потребуется от тебя, когда вырастешь. Но по мере увеличения числа покойников, традиция угасала и в конце концов заглохла. Теперь старые подвиги сохранились только в романтизированных и, вероятно, не очень достоверных песнях. Эти героические баллады то вспоминаются, то забываются – их популярность зависит от злобы дня. И никто не спускается сюда, потому что никому не нравится, когда ему напоминают о неизбежности его собственной кончины. Усыпальницу следует посещать коротко и по необходимости, а затем забывать о ней как можно быстрее.
– У Войны демонов есть с этим местом нечто общее, – проговорила Фишер. – Мы все видели слишком много смертей под Синей Луной. Мы все потеряли близких и любимых. Разве можно винить людей за то, что, пережив подобный опыт, они предпочитают думать не о смерти, а о жизни?
– Я никого не виню, – сказал Хок. Он неторопливо огляделся. – Никогда не думал, что снова побываю здесь. Я искренне ожидал, что погибну где-нибудь в грязном переулке на задворках Хейвена, когда сделаюсь слишком старым и неповоротливым и чей-то меч окажется на долю секунды быстрее моего топора.
– А я вообще никогда всерьез об этом не думала, – призналась Фишер. – Я ожидала, что погибну в Долгую ночь. С тех пор каждый день стал для меня подарком. Второй жизнью, на которую я не имела права рассчитывать.
– Мы ведь до некоторой степени и умерли в Хейвене, – напомнил Хок. – И отправились в некое место.
– Я едва помню это, – призналась Фишер. – Тот чародей наложил на нас заклятие. Ты же знаешь, что нельзя доверять ничему, связанному с магией.
– Дьявольщина! – выругался Хок с удивившей обоих внезапной яростью. – Харальд заслужил лучшего! Он был настоящим героем Войны демонов. При всех его недостатках, а их у него имелось немало, когда пришло время, он вышел сражаться с демонами в Долгую ночь, дабы защитить и уберечь Лесную страну. Ему и в голову не пришло уклониться. Он принял один из Даров Преисподней и не позволил чертову мечу развратить себя. Он раз за разом рисковал жизнью ради родины. Он заслужил лучшего, чем погибнуть от руки подлого убийцы из-за дурацких политических интриг!
– Я помню Харальда, – медленно проговорила Фишер, вглядываясь в пыльное мраморное лицо. – Но мне трудно сказать, кто именно живет в моей памяти. Некоторое время мы были с ним близки, но я не могу утверждать, что знала его. У него было столько личин для разных людей и разных ситуаций! Было ли то лицо, которое он являл мне, истинным? Откуда мне знать! Он никогда не подпускал к себе слишком близко. Но он был добр ко мне и изо всех сил старался защитить меня. Он пытался понять меня, когда никто этого не делал. Но я по-прежнему не знаю, был ли он по-настоящему влюблен или просто испытывал плотское вожделение. А теперь он ушел, и я уже никогда этого не узнаю.
– Я не любил его, но всегда полагал, что он станет хорошим королем, – подхватил Хок. – Гораздо лучшим, чем я. Он всегда знал, как заставить людей плясать под свою дудку – да так, чтобы при этом они думали, будто это их собственное желание. Он обладал даром истинного организатора. Любил бумажную работу. В семье именно он оказался политиком. Из него должен был получиться прекрасный король на переходный период. Я оставил Лесное королевство только потому, что верил в это. Многие поддержали бы мои претензии на трон. Но это означало бы гражданскую войну, а я не хотел этого. И королем становиться – тоже. Нет, Харальд подходил на роль монарха гораздо лучше. Однако... как знать? Вдруг я верил в это лишь потому, что не хотел взваливать на себя ответственность за целое королевство?
– Ты сделал то, что почитал лучшим, – возразила Фишер. – Большего никто не может.
Она медленно провела пальцами по холодному мрамору Харальдова лица и отдернула руку, когда оттуда вырвался сноп блестящих искр. Хок и Фишер отступили назад, потрясенно глядя, как искры кружатся над саркофагом, прежде чем сложиться в точнейшее изображение покойного короля. Призрак выглядел именно таким, каким они его помнили: крупный, мускулистый мужчина классической красоты. Но напряжение и заботы избороздили его лицо морщинами, а в волосах появились густые седые пряди. Он казался побежденным, сбитым с толку, растерянным. Ни Хок, ни Фишер никогда не видели его таким подавленным, даже в худшие дни Войны демонов. Он глядел прямо перед собой, явно не сознавая присутствия брата и несостоявшейся невесты.
