– Будь я проклят, если знаю, – пожал плечами Джек. – Зато звучит здорово и как раз по теме. – Кинув в сторону Оуэна, Джек добавил: – Что у него за дела с женщиной из Вольфов?
– Может, она знает, где прячется Валентин?
– Может быть. Но я не стал бы доверять ничему, что исходит от Вольфов. Если верить последним сплетням, Констанция Вольф недавно переспала с одним из Ходжира. А это отвратительное семейство. Мерзкие людишки.
Хэйзел вперилась в Джека пронзительным взглядом.
– Что-то ты странно произнес имя Ходжира. От твоего голоса веяло каким-то особым холодом. Любопытно, чем они тебе так насолили? Что тебя с ними связывало в прошлом?
– Верно, – подхватила Руби, – я уже не в первый раз замечаю, что ты это семейство задеваешь как-то по особенному. Чем же, скажи, они хуже всех остальных ублюдков-аристократов?
Джек уставился на бутылку бренди только затем, чтобы не глядеть на Руби и Хэйзел.
– Моя мать была из Клана Ходжира, – тихо признался он. – Они вышвырнули ее на улицу без гроша в кармане. И только потому, что она предпочла выйти замуж за человека, который был ей больше по душе, чем тот, кого прочили ей в мужья. Ходжира всегда были подонками. И такими же остались. Никому из них доверять нельзя.
– И все же ты довольно быстро заключил с ними сделку, – заметила Руби. – Спасая аристократические задницы, продал все свои принципы.
– Иначе было нельзя, – ответил Джек. – Требовалось вывести Семьи вместе с их частными армиями из состояния войны. Спасая их от виселицы, я сохранил жизни многим другим, которые могли бы погибнуть от рук аристократии. Разве ради этого не стоило пойти на сделку? Что такое принципы по сравнению с жизнью людей?
– Выходит, тебе наплевать, что останутся безнаказанными виновники многочисленных преступлений? Те Кланы, которые творили их на протяжении многих поколений?
Джек метнул на Руби резкий взгляд.
– Довольно пошлое заявление из уст наемного убийцы. Не припомню, чтобы тебя когда-нибудь беспокоила судьба человечества. И вообще можно подумать, что у тебя когда-нибудь были принципы.
– Никогда не было, – признала Руби, – и я этого не скрываю. Но раньше я к тебе относилась совсем иначе. Я верила в тебя, Джек. А потом оказалось, что ты такой же, как все.
Между ними завязался давний спор, которому не было конца. Решив не вмешиваться, Хэйзел повернула голову к толпе. И та расступилась как раз в то самое время, когда, обняв Констанцию, Оуэн поцеловал ее.
Финли Кэмпбелл, вновь одетый по последней моде, двигался сквозь толпу, словно плывущая по течению акула, наслаждающаяся своим пребыванием среди добычи. На нем был превосходного покроя сюртук ярко-синего цвета, сидевший благодаря великолепному покрою на Финли как влитой. На ногах кожаные, выше колен сапоги, надетые поверх лимонно-желтых гетр. Длинные волосы неким причудливым образом заплетены в косу. На шее Финли носил шарф цвета алой розы, повязанный достаточно небрежно, чтобы было заметно, что он сделал это сам. Подобным деталям туалета придавалось особое значение. Другим важным атрибутом было пенсне, которое не несло в себе никакого практического смысла. В свое время Финли Кэмпбелл слыл законодателем моды, и щегольская манера одеваться сыскала ему восхищение всех и каждого.
Когда он проходил мимо, люди награждали его одобрительными взглядами, а порой даже разражались аплодисментами. Но все это было давно, еще в прошлой жизни.
За годы Восстания Финли сильно изменился. Некогда свежее, юношеское лицо вытянулось и истощало, вокруг глаз и рта обозначились глубокие морщинки. Цвет волос значительно поблек и стал почти белым. Хотя Финли было всего около тридцати, выглядел он на добрый десяток лет больше. И, сколько он ни старался, в его походке ощущалось больше солдатской выправки, чем непринужденности светского человека. Холодные, как лед, глаза могли вселить ужас в кого угодно. Положение не могло спасти даже изысканное одеяние, которое выглядело на Финли, словно шутовской костюм на наемном убийце. Завидев его, люди поспешно расступались, опасаясь, что он ненароком может с ними заговорить. Хотя он отрекся от Кэмпбеллов и больше не был главой Клана, во многом Финли стал походить на своего отца в последние годы жизни – страшного и опасного человека. Эта мысль не переставала его беспокоить.
Волновало его и то, что он никак не мог вписаться в свой бывший образ. Он думал, что стоит ему вновь облачиться в одежду денди, как восхищение и одобрение толпы будет обеспечено. Но все вышло иначе. Финли был уже далеко не тот, что прежде. Пройдя через огонь террористических актов, которые ему поручало осуществить Подполье, он потерял очарование и невинность молодости и вернуться к прошлому при всем желании не мог. Помимо того, что изображать собой прежнего франта ему стоило больших усилий, теперешнее его существование среди жалких политиков и их прихлебателей не шло ни в какое сравнение со смертельными схватками во время Восстания. Тогда все, что он делал, действительно имело огромное значение. Теперь же Финли превратился во второстепенного отставного вояку, ничем не отличающегося от тысячи других.
Обыкновенный убийца, слишком рано оказавшийся на пенсии.
Будучи Железным Гладиатором, Финли мог утолить жажду крови и возбуждения на Арене, где не знал себе равных. Но когда он покинул общество и, следуя за своей возлюбленной Евангелиной, примкнул к Подполью клонов и эсперов, ему пришлось поставить крест на прошлой жизни. Место гладиатора занял его наставник и бывший Железный Гладиатор, который обычно выступал в этой роли в отсутствие Финли. Однако во время Восстания Железный Гладиатор погиб, приняв зверскую смерть от эспера Джулиана Ская, отомстившего за своего брата Аурика. Этот кровавый факт запечатлела камера Флина. На самом деле Аурик умер от руки Финли, который сражался в маске. В этом истинный убийца никогда не признавался Джулиану, опасаясь навсегда потерять друга.
Итак, путь на Арену для Финли был навсегда закрыт. Он не мог даже позволить себе сражаться в маске – зрители сразу же узнают его стиль, секрет выплывет наружу. Слухи дойдут до Джулиана, и тот поймет, что убил невиновного человека. Поэтому Финли ничего не оставалось, как, поддавшись уговорам Евангелины, облачиться в щегольской костюм и стать дипломатом и полномочным представителем клонов и эсперов. Хотя у Финли подчас появлялись сомнения: не воспользовалась ли Евангелика своим влиянием в Подполье, чтобы хоть чем-то его занять? Возможно, она заботилась только о том, чтобы он чувствовал себя при деле? Но прямо спросить ее об этом Финли не решался. Она боролась за то, чтобы клоны из Подполья могли занять достойное место на новой политической арене. Это была важная и необходимая миссия. Порой он не видел Евангелину по несколько дней. Очень часто, когда ему крайне необходимо было ощутить тепло и поддержку, ее не оказывалось рядом.
Финли было очень горько думать об этом, поэтому он всеми силами старался отгонять от себя подобные мысли.
Если б он знал, сколько пришлось Евангелине постараться ради него! Всякий раз, глядя ему в глаза, она читала в них все большее отчаяние и боялась, что рано или поздно оно может достичь опасной отметки. Боялась, что, если Финли не найдет себе применения в новой жизни, не обретет смысла существования, он может покончить с собой. Но и Евангелина не знала, о чем продолжает грезить Финли. А грезил он о том славном времечке, когда в его жилах кипела кровь, когда он мог вонзить во врага острие ножа или хотя бы вздернуть кого-нибудь на виселицу при свете луны. Как просто его душе обрести мир! Достаточно всего лишь вернуться к прошлой жизни.
