Неожиданно вокруг тележки появились люди. Они сновали туда-сюда, не обращая на нее внимания. Это были рослые, гибкие альбиносы с горящими кроваво-красными глазами. Их длинные яркие одеяния переливались разными цветами. Узкие костистые лица альбиносов покрывали ритуальные шрамы, образующие замысловатые узоры. Ни один рисунок не повторялся, однако все они напоминали раскраску клоунов. Тележка чуть притормозила, и две призрачные фигуры обменялись несколькими словами прямо над беспомощным телом Хэйзел. Их хриплый, полный алчного томления, боли, злобы и страшного, неутолимого голода шепот напоминал пыльное дыхание древних мумий.
До Хэйзел постепенно дошло, что она знает, кто эти люди. То были Кровавые Наездники, представители древней, очень древней культуры. В незапамятные времена они обособились от человечества и изолировали себя в звездной системе Обейя. Поговаривали, будто эта раса стояла за каждой незаконной и грязной торговой сделкой в Империи. Но ни у кого не хватало сил отказаться от выплаты взимавшейся ими гнусной десятины. А еще говорили (по большей части шепотом и с оглядкой), что вся эта коммерция нужна им для финансирования жутких, немыслимых экспериментов. Пытая и убивая, они пытались овладеть тайной бессмертия. Для Кровавых Наездников человечество представляло собой огромный виварий со множеством лабораторных животных. Опытные образцы подлежали изучению, а затем, после использования, уничтожению.
Всех это возмущало, но никто, даже в самых высших кругах Империи, не протестовал открыто. Никто не смел. И вот она, Хэйзел д'Арк, попала в руки Кровавых Наездников. Страх, как медленный яд, растекался в ее затуманенном сознании, вынуждая выйти из забытья. Впервые за бесконечно долгое время мысли ее начали проясняться. Она вспомнила миссию на Лакрима Кристи. Вспомнила, как Оуэн отчаянно пытался спасти ее. Но тут возник этот мерцающий, серебристый энергетический кокон. Он окутал ее, как гусеницу, и Оуэн оказался отрезанным. Кровавые Наездники вырвали ее у Оуэна. И ни он, ни она ничего не смогли поделать. Когда Кровавые Наездники наконец сняли энергетический барьер, она отбивалась от них изо всех сил. Но они что-то сделали с ней, с ее телом и сознанием. Нечто, заставившее ее на долгое время провалиться в беспокойное забытье. У нее сохранилось смутное воспоминание о склоненных над ней огромных белых лицах. И еще голоса. Они говорили, что, лишенная своих сил, она им не нужна, потому что не представляет для них никакой ценности. Под конец они решили дать ей время прийти в себя и лишь после этого приступить к исследованиям. Она попыталась вспомнить, что это за силы и как можно было бы использовать их против похитителей. Но думать было все еще слишком трудно. Сон, выползший из уголков сознания, силился снова увлечь ее в забытье.
Тележка сделала резкий поворот и нырнула в очередной каменный коридор. Хэйзел не имела никакого представления о том, сколько времени она движется и куда ее везут. Она испытывала страх, но пока это было лишь смутное, неконкретное, размытое чувство. Прежде всего ей требовалось сосредоточиться, придать мыслям определенность. Она попыталась сконцентрироваться на окружающем. Над ней тяжело нависал потолок из серого, выщербленного, потемневшего за несметные века камня. Стены по обе стороны были сложены из массивных, пригнанных вплотную серых плит без каких-либо следов строительного раствора. И из этих стен, то здесь, то там, словно вырастая из них, торчали человеческие руки, сжимавшие керамические держатели с факелами. Языки пламени колыхались, будто в коридорах дул легкий ветерок. А вот руки не шевелились. Они были неподвижны, как у покойников. В каменных тоннелях было холодно, в воздухе стоял запах застарелой пыли. Тишину разряжали негромкий скрип колесиков тележки и редкие бормочущие голоса.
Хэйзел попыталась пошевелиться. Она ощутила, как туго стягивают ее тело прочные ремни. Она была беспомощна, одинока и находилась в руках безжалостных врагов.
Наконец тележка затормозила посреди большого зала. Не двигая головой, Хэйзел попыталась оглядеться. Стены и низкий потолок помещения были сооружены из серого камня и лишены каких бы то ни было украшений. За исключением рук с факелами. И тут у нее перехватило дыхание: на пьедестале из тусклого металла она увидела отсеченную человеческую голову. Живую, все еще в сознании! Кожа лица имела нормальный оттенок, но верхушка черепа была аккуратно спилена, и в свете факелов поблескивала обнаженная кора головного мозга. Из мозга выступали вживленные в него тонкие искривленные проводки. Губы подрагивали, словно пытаясь заговорить, а глаза были ясными, разумными, полными невыносимого страдания.
— Не обращай на него внимания, — прошелестел голос позади нее. — Это всего лишь мой оракул. Хранилище информации и вычислительный инструмент, намного превосходящий по эффективности ваши компьютеры.
Медленно, притворяясь совсем ослабевшей, Хэйзел повернула голову на звук и увидела Кровавого Наездника в пышном одеянии, сияющем всеми цветами радуги. Сначала ей показалось, будто в этом лице, точнее в этих шрамах, есть что-то знакомое, а потом...
Внезапно Хэйзел вспомнила, где видела это лицо, и ее сердце сжалось от ужаса.
— Скур...
— Верно, Хэйзел д'Арк. Я уже приходил за тобой раньше, в старой твердыне Охотника за Смертью, но тогда тебе удалось ускользнуть.
— Ты же мертв! Оуэн убил тебя! Я видела, как ты умираешь!
— Кровавые Наездники не умирают, — невозмутимо отозвался Скур. — Мы преступили эту грань: наша жизнь длится столетиями, и смерть более не имеет над нами власти. Наша культура стара, Хэйзел, древнее, чем ваша Империя. Но оказалось, что и ваша жалкая цивилизация может предложить нам что-то новое... вроде тебя, дорогая Хэйзел. Ты пробудила наше любопытство, и мы намерены узнать от тебя много интересного.
— Ничего вы от меня не узнаете! — сердито отрезала Хэйзел. — Не знаю, что за сделку заключил с вами мой бывший капитан, когда я еще служила на «Шарде». Мне на это плевать! Я тебе ничего не должна!
Скур пожал плечами. Его голос выражал полнейшее равнодушие к ярости Хэйзел:
— Многие так говорят, но в конечном счете выкладывают все, о чем их спрашивают. Позволь, я покажу тебе предыдущего обитателя этого кабинета. Попав сюда, он был весьма уверен в себе и, как и ты, полон намерения дать отпор нашим притязаниям. Клялся, что скорее умрет, чем позволит себя сломить. Мы, однако, не могли позволить ему поступить так нерационально.
Скур взялся за край тележки. У него были сильные белые руки с длинными, изящными, как у художника или хирурга, пальцами. Скур откатил тележку к другому концу помещения, остановил ее и, неспешно обойдя вокруг, встал рядом. Потом он аккуратно приподнял голову Хэйзел. На стене прямо перед собой она увидела истерзанное тело, прибитое к камню большими латунными скобами. То, что осталось от человека. Лицо его, с дикими, вытаращенными глазами, было нетронуто. Но туловище, от горла до паха, вскрыто безупречным вертикальным разрезом. Отвернутые пласты розовой кожи крепились к стене. Внутренние органы полностью отсутствовали, их заменила система прозрачных трубок, погруженных в большую, темно-красную полость, прежде вмещавшую внутренности. Некоторые из этих шлангов оплетали, словно некий чудовищный плющ, обнаженные ребра. Другие питали сохранившиеся органы медленно текущими жидкостями или выводили из них продукты жизнедеятельности. Трубки неспешно пульсировали, и все тело человека мягко покачивалось в такт этому ужасному ритму. Его гениталии тоже отсутствовали, а отверстие на их месте прикрывала металлическая нашлепка. На бессильно свисавших ногах запеклась кровь: она вытекла из ран, нанесенных давным-давно, но ее так и не вытерли.
