— Ну, наконец-то, — послышался позади странно знакомый голос. — Долго же ты сюда добирался.
Оуэн резко развернулся, поморщился, потому что еще не зажившая рана в боку обожгла болью, а в следующий миг уже забыл и о ране, и о боли. Он видел перед собой... самого себя. Оуэн Охотник за Смертью, во всех мелочах повторяющий его самого, стоял перед ним, подбоченившись, и рассматривал его с критическим видом.
— Кто ты такой, черт тебя побери? — спросил Оуэн.
— Неверный вопрос, — спокойно ответил его двойник. — Тебе следовало бы спросить: «Что ты такое?» А вот и ключ.
Сперва лицо, а потом и прочие отличительные признаки Оуэна стекли, как вода, и из-под них выступили черты другого Охотника за Смертью, Жиля. Он обезоруживающе улыбнулся Оуэну, хотя на самом деле это выражение никак не подходило к суровому лицу героя прошлого. Но, быстро поняв, что на Оуэна это превращение не произвело должного впечатления, преобразился снова, представ в образе умершей возлюбленной Оуэна, Кэти де Ври.
— Так лучше? — спросила Кэти.
— Смотря для чего, — ответил Оуэн. — Так все-таки что за чертовщину ты собой представляешь?
— Имен у меня уйма, но природа одна. Образов множество, но ни одного подлинного. Я старше, чем твоя Империя, старше всего вашего человеческого рода, и именно я был снившимся тебе сном, включая те видения, от которых ты плакал по ночам. Должен также сказать, хоть и не люблю хвастаться, что я тут всем заправляю. То есть, по правде, хвастаться я очень даже люблю, просто мне по программе не положено. Я создал Лабиринт Безумия, и я очень долго ждал встречи с тобой, Оуэн Охотник за Смертью.
Оуэн помолчал, обдумывая услышанное, а потом решил начать с самого простого, с того, что надеялся понять.
— Почему ты выглядел как я, потом как Жиль, а теперь как Кэти?
— Чтобы ты чувствовал себя непринужденно.
— Ты уж мне поверь, — сказал Оуэн. — Это не срабатывает.
Кэти пожала плечами: .
— Это все, что я могу. В моем распоряжении огромный резерв образов и обличий, но, уж будь уверен, большинство из них понравятся тебе еще меньше. Так что я, пожалуй, остановлюсь на этом образе. Во всяком случае, до тех пор, пока он мне не надоест. Честно скажу, я занимаюсь изучением человечества гораздо дольше, чем ты мог бы себе представить, но ты по-прежнему остаешься для меня загадкой. Для представителя столь примитивной формы жизни ты поразительно сложен. Впрочем, именно этот потенциал и делает тебя как нельзя более подходящим для наших нужд. Однако мы отклоняемся от темы. Может быть, тебе поможет, если я скажу, что представляю собой модель личности, частично способную чувствовать запись, оставленную давным-давно прошедшим через вашу галактику могучим и благородным биологическим видом.
— А ты уверен, что представляешь собой лишь модель, а не являешься истинным представителем своего рода? — осведомился, поразмыслив, Оуэн.
— Увы, уверен. Иметь дело с одним из тех, с кого я скопирован, ты бы просто не смог, но во мне довольно точно воспроизведены те аспекты нашей сущности, которые доступны твоему восприятию и пониманию.
— Минуточку, — промолвил Оуэн. — У меня есть неприятное ощущение, что я уже видел тебя раньше. Ты ведь и есть тот меняющий обличья иномирянин, который несколько лет назад явился ко двору Лайонстон в образе священника! Я видел голографическую запись и скажу, что это запомнилось мне только своей потрясающей нелепостью. Потом все удивлялись тому, что никогда не сталкивались с подобными существами ни до твоего появления, ни после твоего исчезновения.
— О да, — добродушно подтвердила Кэти. — Это был я. Или, скорее, один из меня. Я широко распространен и распространяюсь вместе с человечеством. Где люди, там и некие частицы меня. Я наблюдаю, фиксирую, но вмешиваться в развитие человечества напрямую мне запрещено. Мне приходится действовать в рамках программы, а ты представить себе не можешь, как это раздражает. Люди способны вывести из себя кого угодно: если ты дашь им на выбор три возможности, они непременно воспользуются четвертой. Иногда начинает казаться, что они делают это мне назло. К счастью, способность к эмоциональному восприятию у меня наполовину редуцирована, иначе я давно уже умыл бы руки.
— Притормози-ка маленько, — взмолился Оуэн. — Давай уточним. Ты все, что осталось от умевшей менять обличье разумной расы, покинувшей нашу галактику в незапамятные времена. Ладно. Но откуда вы взялись? И куда ушли?
— Явились мы издалека, из-за пределов вашей галактики, а куда ушли... к пониманию этого ты еще не готов. Да, Оуэн, тебе довелось проделать долгий путь и много достичь, но, по сути, ты все равно остаешься человеком. Поверь в одно, мы ушли не туда, куда человечество могло бы надеяться последовать за нами. Во всяком случае, прежде, чем весь этот вид проделает чертовски долгий и сложный эволюционный путь. Но почему ты не спросил о том, чем мы занимались здесь? Это как раз гораздо интереснее. Хочешь послушать?
— В общем-то, можно, — согласился Оуэн. — На это потребуется время, не так ли?
— О да, — сказала Кэти. — Мне придется рассказать тебе о многом, но, возможно, после того, как ты все это услышишь, твоя жизнь обретет чуть больше смысла. Так вот, Оуэн, ты представляешь собой конечный продукт рассчитанного на многие поколения плана. Может быть, присядем?
Оуэн и Кэти расположились друг напротив друга в возникших из ниоткуда удобных креслах, рядом со спавшим в своем кристалле младенцем, мирно посасывавшим крохотный пальчик.
— Мы создали Лабиринт Безумия, чтобы ускорить развитие человечества в соответствии с его потенциалом, — промолвила модель личности иномирянина с лицом Кэти. — Только вот почему-то все это сработало не так, как задумывалось. Первыми на Лабиринт натолкнулись Кровавые Наездники, но они перепугались и скрылись. Ученые хайдены вынесли из Лабиринта совершенно правильную идею о возможности совершенствования человеческого рода, но метод достижения этой цели избрали в корне неверный. Они пытались добиться этого с помощью технологии, тогда как на самом деле им нужны были Лабиринт и вера в себя. Они уже имели сверхчеловеческие возможности, но не могли понять, что все это достижимо без помощи технических устройств. Человеческое мышление всегда отличалось узостью, чтобы не сказать хуже. Вольфлинги, по сути, представляли собой лишь селекционную ошибку, усиление животного начала, и так имевшегося в каждом человеке. Это была попытка вернуться в прошлое, вместо того чтобы идти вперед.
Кэти подалась вперед, заглянув в глаза Оуэна.
— Человечество должно эволюционировать, развиваться, раскрывать свой потенциал. Другого не дано. Издалека, из-за пределов вашей галактики, приближается нечто страшное, несказанно могущественное и совершенно непостижимое. Это даже не форма жизни, во всяком случае в вашем понимании, но некая совокупность сущностей, несущая тотальное разрушение и гибель. Увы, эти сущности погубили большую часть создавших меня, низвергнув древнюю, великую цивилизацию в прах и обратив в ничто. Лишь некоторые из нас спаслись и убежали сюда, в вашу галактику. У них нет самоназвания, которое было бы понятно нам или вам, а то, как называем это явление мы, на ваш язык лучше всего переводится одним простым словом — Ужас. Они движутся медленно. Благодаря своему размеру и природе они не нуждаются ни в звездолетах, ни в звездных приводах, но поскольку не используют их, перемещаются лишь с субсветовой скоростью. Ужас уже уничтожил все живое в нашей галактике. И теперь направляется сюда. Да, враги приближаются неспешно, но неуклонно, и, когда они появятся, вы должны быть готовы к этой встрече. Такими, какие вы сейчас, вам не устоять. «Возрожденные» — это воплощенное безумие, есть лишь слабое отражение того, что представляет собой Ужас. Достаточно сказать, что эти существа пожирают души, а звезды служат им инкубаторами для молодняка. Они не ограничены трехмерным пространством, их физическая природа выходит за пределы вашего разумения, а добычей им служит весь Космос и все Время.