Вокруг малого с дисраптером и его заложницы образовалась пустота. Он по-прежнему держал ствол у виска женщины. Похоже, гвардейцы готовы были вмешаться, но у них не было оружия. Что же до террориста, то он смотрел только на Рэндома и Руби.
— Попробуйте дернуться, и она умрет! — прохрипел он, почти задыхаясь от одолевавшей его ярости. — Я снесу ей башку!
— Если она умрет, умрешь и ты, — спокойно заметила Руби.
— Думаешь, это меня волнует? — вскинулся террорист.
— Давайте-ка прежде всего успокоимся, — предложил Рэндом. — Руби, убери руку с дисраптера. Никому не нужно, чтобы кто-нибудь здесь пострадал.
— А вот тут ты очень даже ошибаешься, — возразил террорист. — Кое-кто здесь непременно умрет.
— Если ты имеешь в виду меня или Джека, то нас пытались уничтожить такие люди, что не тебе чета, — пожала плечами Руби.
— Тихо, Руби, — шепнул Рэндом. — Ты взяла не тот тон.
Не сводя глаз с террориста, он демонстративно убрал руки подальше от оружия.
— Почему бы нам, для начала, не познакомиться? Тебя как зовут?
— Ты ведь меня не знаешь, верно?
— Не знаю, — согласился Рэндом. — А должен?
— Полагаю, для этого нет никаких оснований. Я был всего лишь одним из солдат, которые бились рядом с тобой на улицах во время восстания. Прямо здесь, в этом городе. Меня зовут Грей Хардинг. Не бог весть какая важная персона. Один из таких же бедолаг, которые во множестве погибли в твоей войне.
— Мы все теряли людей, которые много для нас значили...
— Кончай заливать, Рэндом! Ты нас не знал и плевать хотел на наши никчемные жизни! Мы все были не более чем пешками в вашей великой героической саге. Вы получили власть и славу, а мы остались просто стадом, вооруженным всяким хламом. Может быть, вы и любите народ в целом, но до отдельного человека вам нет никакого дела. Таких, как я, вы просто использовали. Вы забирались наверх по нашим спинам и вовсе не заботились о том, выживем мы или все сдохнем.
— Все было не так, — не согласился Рэндом. — Именно народ поднял это восстание...
— Я был там! Я видел, как мои товарищи истекали кровью и умирали, когда такие, как ты, не получали ни одной царапины.
Голос Хардинга прервался, и на какой-то момент показалось, что сейчас он разрыдается. Но гнев оказался сильнее, и оружие осталось у головы заложницы.
— Прямо скажу, я всегда ни в грош не ставил вашу войну. Кто бы ни встал у власти, для людей из народа, таких, как я, ничего не меняется. Мы с песнями отправились на войну. А как же иначе, если было обещано, что нам выпадет честь сражаться бок о бок с живыми легендами, а после победы всех ждет новая, прекрасная жизнь. Но вся эта проклятая «честь и слава» обернулась тем, что я лишился большинства друзей и родичей. Они гибли на моих глазах, сражаясь с одними негодяями ради других. А когда я после победы воротился домой, оказалось, что имперский карательный отряд уничтожил мою деревню. Женщины и дети остались без крова и теперь умирают с голода, потому что их защитники ушли на войну и не вернулись. Но главное, после победы, оплаченной нашей кровью, так ничего и не изменилось. У власти люди из той же шайки, что и раньше. А я... я не могу спать по ночам. На войне, чтобы выжить, мне приходилось делать страшные вещи. Творить ужасное зло. За моими плечами маячат призраки со знакомыми лицами. Любой резкий шум заставляет меня вздрагивать. Порой я срываюсь и бросаюсь на людей безо всякой видимой причины. Сам не понимаю, кто я теперь. Того, прежнего, больше нет, а нынешнего я ненавижу и боюсь. Так скажи мне, Рэндом, ради чего все это было? На самом деле, ради чего?
— Я прекрасно понимаю тебя, — ответил Джек Рэндом. — Все сказанное тобой — правда. Мне и самому не давали покоя подобные мысли. Но я усвоил полученный урок и вернулся на Голгофу, чтобы вымести отсюда весь хлам и мусор. Никакого торга, никаких сделок, никаких компромиссов больше не будет. На сей раз я или наведу здесь настоящий порядок, или погибну!
— Это все слова, — сказал Хардинг. — Что-что, Джек Рэндом, а заговаривать людям зубы ты умел всегда.
— Послушай, чего ты хочешь? — спросила Руби. — Решил прославиться? Или разбогатеть? Сколько ты возьмешь за жизнь заложницы?
Хардинг слегка смутился.
— Нет, к черту деньги. А заложница нужна только для того, чтобы заставить вас обратить на меня внимание.
Он опустил оружие и оттолкнул журналистку.
— Ты свободна. Проваливай!
Женщина метнулась к толпе журналистов, где Томпсон попытался привести ее в чувство. Проводив ее равнодушным взглядом, террорист повернулся к Рэндому и Руби.
— Ну а сейчас, — промолвил он, — остались только вы и я.
— Убери оружие, — попросил Рэндом. — Оно тебе больше не нужно.
— Нужно, — возразил Хардинг.
— Ты не можешь причинить нам вреда, — напомнила Руби.
— Знаю, — отозвался Хардинг. — Не такой уж я дурак, чтобы думать, будто при помощи этой хлопушки смогу одолеть таких, как вы. Я уже сказал вам обоим все, почти все, что хотел. Осталось последнее. Тем, кем я стал, я стал из-за вас, из-за того, что делал, исполняя ваши приказы. Это из-за вас жизнь для меня стала невыносимой.
Он вложил ствол себе в рот. Выстрел снес ему затылок, и тело с негромким стуком упало на площадку. Повисла тишина: слышались лишь негромкие всхлипывания заложницы да жужжание камер.
Рэндом медленно подошел к телу.
— Прости, Грей Хардинг.
— Нам не в чем каяться, — промолвила Руби. — Свержение Лайонстон было необходимо всем. Где он был, когда мы, всего впятером, выступили против этой проклятой Империи?
Рэндом посмотрел на нее:
— Мы так и не увидели, как Питер Сэвидж погиб на Локи, верно?
Руби сердито пожала плечами:
— В войнах всегда погибают люди. Солдаты убивают и умирают сами: в том и состоит их предназначение. Этому малому выпала удача сразиться за действительно правое и действительно важное дело. О чем еще можно мечтать солдату?
Рэндом окинул ее долгим, холодным взглядом и спокойно сказал:
— А по-моему, Руби, должно быть что-то еще. Обязательно должно быть.
В этот момент кто-то громко и официально позвал Рэндома. За всей этой кутерьмой никто не заметил прибытия в космопорт представителя Парламента. Алый пояс, служивший отличительным знаком его поста, чиновник нес с превеликой гордостью. Но при всей свой напыщенности он решился обратиться к Джеку и Руби, только укрывшись за спинами солдат своего вооруженного эскорта.
Репортеры, почувствовав, что дело опять запахло жареным, возбужденно засуетились, стремясь занять лучшую позицию для съемки. Даже недавняя заложница утерла слезы и схватилась за камеру.
Представитель Парламента остановился на почтительном расстоянии от Рэндома и Руби и собрался что-то сказать, но, наткнувшись взглядом на мертвое тело, лежавшее на площадке с наполовину снесенной головой, только громко сглотнул. С большим трудом ему удалось собраться и посмотреть на Рэндома с достаточно суровым видом.
