— А ты смотри на это просто как на возможность размять ноги, — непринужденно отозвался Сайленс. — Все мы засиделись на корабле. Ты ведь не захочешь пропустить забаву, а?
— Черт, век бы мне так не забавляться! Только вот, судя по тому, как ты, капитан, на меня смотришь, я уже вызвался добровольцем на участие в высадке. Верно?
— В точку попал. Должно быть, ты прочел мои мысли.
— Ха-ха-ха. Это, надо полагать, командирский юмор. Только вот закончится все не смехом, а слезами.
Кэррион находился на нижней палубе звездолета, в одном из наименее людных рекреационных отсеков. Он обедал, запивая еду тепловатым кофе. Разумеется, он мог бы поесть у себя в каюте (что было гораздо удобнее), но Сайленс велел ему выходить на люди, чтобы команда смогла притерпеться к его обществу. До сих пор этого не получалось. Люди сторонились Кэрриона и вступали в контакт лишь в случае крайней необходимости. Да и тогда держались с холодной, отстраненной вежливостью. Лишь уважение к капитану удерживало их от открытых оскорблений и, возможно, от рукоприкладства. Глядя на этого одетого в черное человека, они видели лишь разведчика-изменника, ставшего своим на планете Ансили и сражавшегося на стороне эшрэев против людей. Тот, кому по должности подобало быть защитником человечества, забыв о чести и долге, встал на защиту инопланетной расы. Люди презирали его, и кто мог упрекнуть их за это? Кто мог сказать, что они не правы?
Никто не садился с ним за один стол. Более того, члены команды демонстративно не занимали даже соседние столики. Некоторые нарочито громко бросали язвительные намеки в его адрес, но большинство даже не смотрело в его сторону. Впрочем, Кэррион и сам отнюдь не тянулся к общению. После того как Сайленс отдал приказ выжечь Ансили с орбиты и уничтожить все обитавшие на планете живые существа, Кэррион прожил там много лет, имея дело лишь с духами погибших эшрэев. Несколько лет назад Сайленс прервал его добровольную изоляцию и выдернул его в мир людей, чтобы помочь расследовать тайну базы № 13. Кэрриона ничуть не тянуло к людям и ничуть не волновало то, что они его отторгали. По существу, он уже не считал себя человеком, полагая, что от такового в нем почти ничего не осталось. У него не было потребности ни в общении, ни в разговорах, как не было и цели существования. За исключением, может быть, мести извращенным Искусственным Разумам Шаба, уничтожившим его последнее прибежище, а вместе с ним и единственное, что хоть немного привязывало его к жизни.
Любого другого столь долгое пребывание в одиночестве в ином, чуждом человеку мире наверняка свело бы с ума. Но Кэрриона подобное существование не тяготило. Эшрэи изменили его, он мог выжить там, где не смог бы ни один человек. Ансили стала его домом. Он часами бродил по светящимся металлическим дебрям, прислушиваясь к свисту ветра в игольчатых ветвях, а порой и к песням мертвых эшрэев. Эти деревья не были просто деревьями. Правда, чем именно они являлись, он так и не понял, хотя вкупе с ними ощущал себя частью некоего гармоничного единства. Ему удалось примириться с действительностью: у него не осталось ненависти к кому бы то ни было, и ненавидеть его здесь тоже было некому. Его войнам пришел конец.
Во всяком случае, он думал так, пока небо не заполонили исполинские корабли Шаба и все металлические деревья до единого не были выкорчеваны с поверхности планеты. У Кэрриона не осталось никого, к кому бы он мог обратиться. Никого, кроме его старого друга и врага капитана Джона Сайленса. Они заключили своего рода соглашение, в результате которого Кэррион снова оказался на корабле Империи, причем снова в качестве разведчика. В этом можно было увидеть жестокую шутку судьбы, но, по убеждению Кэрриона, в основе всего устройства вселенной лежала именно злобная ирония. Мертвые леса и призраки эшрэев взывали к отмщению, и если месть могла придать жизни хоть какой-то смысл, то лучше уж это, чем ничего. Он очень тосковал по Ансили. То было единственное место, где он чувствовал себя счастливым.
Неожиданно на стул рядом с Кэррионом шлепнулся темноглазый юнец с решительно сжатыми губами. Кэррион узнал его с первого же взгляда, и тот это понял. Неуверенно поерзав на стуле, космодесантник резко кивнул и сказал:
— Ты ведь знаешь меня, должен знать. Правда, я не был уверен в том, что ты вспомнишь меня.
— Конечно знаю, — спокойно отозвался Кэррион. Его энергетическое копье стояло под рукой, прислоненное к столу, но он не сделал и попытки к нему потянуться. — Ты тот парень, который хотел меня убить, когда я впервые поднялся на борт «Неустрашимого».
— Да. Верно. Я Мика Баррон. Рядовой. Мой отец был одним из тех, кого ты убил на Ансили.
— Я его не помню. Их было так много... Могу лишь выразить соболезнование, если это имеет значение. Ты по-прежнему хочешь убить меня?
— Нет, — сказал Баррон, разглядывая свои сжатые в кулаки руки. Костяшки побелели от напряжения. — Капитан поручился за тебя. Назвал тебя своим другом. А наш капитан... хороший, уважаемый человек. За такого человека и жизнь отдать не жалко. Знаешь, я ведь с детства следил за его подвигами: чтобы узнать об отце, которого я почти не знал. После того как мой отец погиб... я не мог дождаться, когда вырасту и тоже поступлю на флот. Я пытался разузнать о войне на Ансили побольше, но доступ к файлам все еще ограничен. Парламент без конца твердит о гласности и открытости новой власти, но я поверю этой болтовне только после того, как получу доступ к архивным материалам. Пока же есть только два источника, откуда я могу почерпнуть правдивые сведения о том, что же в действительности произошло тогда на Ансили. Отчего началась эта война? Почему мой отец должен был умереть? Есть два источника — ты и капитан. А поскольку после моей последней выходки капитан захочет говорить со мной разве что на заседании военно-полевого суда, остаешься только ты.
Кэррион беспокойно пошевелился.
— Сейчас не то время, когда мне хотелось бы предаваться воспоминаниям. Слишком много погибших было с обеих сторон. Да и во мне, хоть я и уцелел, многое умерло. Что же до твоего отца, то я уже сказал, что я его не помню.
— Но ты моя единственная связь с ним. С теми временами, которые сформировали и убили его. Расскажи мне об эшрэях. Какими они были?
— Почему я примкнул к ним и повернул против человечества? — Взгляд Кэрриона сделался отсутствующим, словно обратился в невозвратное прошлое. — Ты наверняка помнишь, что я был воспитан разведчиком. От родителей меня забрали еще совсем крохой, и мне не довелось расти в обществе обычных детишек. Мне внушили, что мое призвание — служить, защищать и карать во имя человечества, а хороший иномирянин — это мертвый иномирянин. Но эшрэи... они были необузданными, великолепными и свободными, как самая дивная мечта. Я бы их не назвал красивыми по человеческим меркам. Но они были прекрасны своей первозданной чистотой и простотой. Они носились в воздухе, словно могучие драконы, а их пение... оно повергало в изумление и благоговение. То были ангелы иного мира, несравненно превосходившие маленьких, грязных, испорченных людишек, возжелавших истребить их только для того, чтобы Империя могла пустить их металлические леса на переплавку, всего ради нескольких ценных элементов. Тогда капитан Сайленс был моим другом. Я пытался спорить с ним, хотел, чтобы он понял, что творит. Увы, капитан понимал только долг и приказы. В ту пору мы оба были гораздо моложе.
