– То есть их изменила какая-то хэйденская машина?
– Нет, что-то куда более древнее. Он меняет прошедших через него людей. Делает их чем-то больше, чем они были. Не спрашивай меня о подробностях, потому что я их не знаю. Подполье знает, но только те, кому необходимо знать. Теперь отключи свою камеру и убирайся ко веем чертям, пока я не решил, в какое отверстие на твоем теле ее засунуть. Поперек.
– Все понял, – ответил Тоби. – Пойдем, Флинн.
– После меня, – ответил оператор и вышел из каюты не то чтобы с торопливостью, но с чем-то, что вполне можно было за нее принять. Когда дверь за ними плотно закрылась, они оба перевели дыхание.
– Я думаю, он не шутил насчет камеры, – сказал Флинн. – Как ты думаешь, это была шутка?
– Вряд ли, – ответил Тоби. – Финли Кэмпбелл теперь далеко не тот манекен для модных шмоток, каким он был при дворе. Я теперь понял, что выбрал не самое лучшее время для зондирующих вопросов.
– Будто это тебя когда останавливало.
– Тоже верно, – согласился Тоби. – Пойдем посмотрим, чем там заняты игрушки.
Неподалеку у штирборта стоял Джиль Дезсталкер, опираясь на ограждение, и глядел в темные воды Реки. Капитан снова стоял у штурвала, и пароход набирал скорость. Джиль пытался вспомнить, каково это – телепортироваться, но это чувство от него ускользало. Как будто это переживание было для него слишком сильным, чтобы справиться с ним – кроме случаев необходимости. Слишком много для человеческого разума. Но только он уже не был просто человеком, не был с тех пор, как вместе с другими прошел Безумный Лабиринт. Он стал чем-то... отличным от человека, и эта новая способность к телепортации – только начало. Это он знал без тени сомнения. Хотя он был теперь далеко от остальных, он все же был с ними связан подсознанием, сверхдушой, и еще он знал, что они тоже изменились – каким-то иным, пугающим образом. Интересно, во что он превращается, чем станут они все, и останется ли в них что-нибудь человеческое. И еще он подумал, что эта мысль не пугает его так, как должна была бы.
Его внимание привлекли повышенные рассерженные голоса, и он пошел посмотреть, что там – больше чтобы занять мысли, чем потому, что его это трогало. Оказалось, что Плюшевый Медведь и Морской Козел нашли голову мозаичной куклы в углу, куда закинула ее пси-буря, и теперь допрашивали эту голову, перебрасывая ее ногами друг другу. Тоби их успокоил, отобрал голову, прислонил ее к переборке и стал задавать вопросы, а Флинн снимал. Все старания Тоби были вознаграждены только потоком проклятий, так что Джиль подошел и взял команду на себя. Никто не возразил. Он и не ожидал возражений.
– Почему вы на нас напали? – спросил он у головы. Голова была ярко-синей, с торчащими ушами и огромными глазами. Наверное, она должна была быть очень милой и похожей на эльфа, но сейчас она была больше похожа на демона. В ответ на вопрос она рассмеялась, показав неровную линию острых зубов. Звук был резким, искусственным, лишенным человеческих эмоций. Глаза куклы – огромные темные зрачки – уставились на Дезсталкера. – Вы – враги. Вечные враги. Люди и их прихвостни. Не думайте, что вы победили. Вам не удрать. Мы вас найдем и убьем. Мы или другие.
– Другие? – переспросил Дезсталкер, спокойно глядя в темные нечеловеческие глаза.
– У нас много друзей, и все они ждут вас по дороге. Мы знаем, откуда вы, знаем, куда направляетесь. У нас глаза и уши повсюду. До Красного вы не доберетесь. Мы не допустим.
– Как твое имя? – спросил Тоби. Голова рассмеялась ему в лицо.
– Имена? Это людская выдумка. Мы меняем свою идентичность, как меняем тела. Мы забыли, кем были когда-то, и нам это нравится.
– Расскажи, что ты знаешь о Харкере, – терпеливо спросил Джиль. – Что ты знаешь о Красном и его планах. И почему вы так решительно настроены не дать нам к нему попасть.
– Я не обязан отвечать на твои вопросы, человек! Голова плюнула Джилю в лицо. Он не моргнул.
– Я могу заставить тебя говорить. Смотри на меня, игрушка.
Он чуть наклонился, вглядываясь в темные глаза головы. Вдруг его сущность стала ошеломляющей, пугающей, ужасной. Будто из-за маски Джиля Дезсталкера показалось что-то неожиданно мощное и страшное. Медведь и Козел съежились, Тоби подавил желание сделать то же самое. Камера Флинна дрогнула, но он не перестал снимать. Голова испустила высокий визг – очень жалобный звук, как ребенок, которого пытают. Джиль вдруг расслабился, и не стало его ошеломляющего присутствия – так же внезапно, как оно появилось. Глаза головы были крепко зажмурены.
– Ладно, – тихо сказала она. – Мы боимся Красного. Никто, кто уходит к нему, не возвращается. Никогда. Даже самые большие фанатики нашего дела. Как мы слышали, он собирает себе армию глубоко в Лесу. Говорят, что он просто собирается положить конец войне. Или миру. Нашему миру. Говорят, что он сумасшедший, как может быть только человек, и заражает игрушки своим безумием. Я вас, людей, знаю. Вы попробуете его уговаривать, а кончится тем, что вы станете такими же безумными, как он. Безумными, как Красный. И кто знает, насколько сильнее он станет, когда ему начнут помогать люди, люди такие же сумасшедшие? И потому мы залегли в засады у вас на пути вдоль всей Реки. Вам не добраться до Леса живыми.
– Мы хотим его забрать с собой, – сказал Джиль. – Увезти с планеты. Разве вы не этого хотели бы? Голова только засмеялась.
– Ты лжешь. Люди всегда лгут, мы знаем. Они говорили, что нас любят, когда приезжали с нами играть, потом уезжали и нас бросали. Мы только игрушки – поиграть и бросить, когда кончится каприз. Они нас никогда не любили. И вы все за это заплатите.
– Я думаю, хватит, – сказал Джиль. – Это за Джулиана. Он поднял эту голову и надавил на глаза большими пальцами. Массивные глазные яблоки вдавились внутрь, дробя хрупкие микросхемы. Голова жалобно взвыла. Джиль вытащил пальцы и перебросил вопящую голову через борт – пусть ее найдут друзья, если захотят. Он обернулся на остальных, но ни людям, ни игрушкам сказать было нечего. Он снова откинулся спиной на ограждение. – Информации меньше, чем я рассчитывал, – спокойно произнес он. – Я ничего важного не забыл?
– Разве что одно, – сказал Тоби. – Почему они все время называют Харкера Красным?
– Они сказали, что он безумен, – ответил Джиль. – Опасно безумен. Наверное, красный – это цвет крови. – А мы едем прямо к нему, – заметил Козел. – Какие мы везунчики!
– Заткнись, Козел, – беззлобно буркнул Медведь.
Они плыли вниз по Реке, минуя оставленные поля боя и мертвых игрушек. Война была здесь и прошла. Постоянный дальний гул взрывов становился громче, ближе. Они миновали игровые площадки; форты и замки, бревенчатые хижины и коттеджи в розовых садах. Все сожженное, разнесенное на куски, тщательно разрушенное. Ферма со всеми амбарами и сараями для искусственных животных. Животных давно не было, а строения сожгли, и остались только обгоревшие кости людей, насаженных на шампуры в горящем дворе. Чем ближе колесный пароход подплывал к Лесу, тем сильнее были следы войны, и всюду лежали мертвые сломанные игрушки, глядя в небо пустыми глазами. Теперь было никак не узнать, были они хорошими или плохими или им было на все наплевать. А пароход шел весь день, потом вечер, потом настала ночь.
